Федерико Феллини (родился 20 января 1920 года - умер 31 октября 1993 года) - это не просто имя из учебников по истории кино. Это целая вселенная - странная, лиричная, смешная и печальная одновременно. Его фильмы невозможно спутать ни с какими другими, а сам режиссёр прожил жизнь, достойную фильма, который, вероятно, он бы сам и снял.
С детства Феллини был очарован цирком. Он часами наблюдал за клоунами, акробатами, фокусниками - теми, кто жил между радостью и грустью. В зрелом возрасте он посвятил им фильм «Клоуны», где соединил документальность и поэзию. Клоун для него был образом художника - того, кто скрывает боль под маской смеха.
Феллини всю жизнь интересовался снами. Он записывал их в толстые тетради, которые потом называл своим «Атласом фантазий». Режиссёр был убеждён, что во сне человек видит свою подлинную сущность. Именно поэтому многие его картины напоминают сновидения, где реальность растворяется, а нелепое и возвышенное сосуществуют рядом.
Эта фраза принадлежит самому Феллини и отлично описывает его подход. Он не считал себя реалистом - даже когда снимал о реальных людях, превращал их в миф. Его Рим - не тот, что на карте, а тот, что в воображении. Его герои - отражения эмоций, страхов и желаний самого режиссёра.
Феллини признавался, что каждый раз перед началом новой картины испытывал почти панический страх. Он не верил в вдохновение и считал, что снимать фильм - значит бороться с хаосом. На съёмочной площадке он часто импровизировал, менял сцены прямо во время съёмок, полагаясь на интуицию.
На съёмках Феллини редко объяснял актёрам, чего он от них хочет. Он мог сказать: «Ты идёшь, как будто ищешь своё отражение в луже, а находишь там собаку». Иногда он просто давал актёру странную фразу, не связанную со сценой, чтобы вызвать нужное состояние. Результат при этом всегда был гипнотическим.

Когда Феллини задумал картину о режиссёре, не знающем, что снимать, он на самом деле находился в похожем тупике. Так появился «Восемь с половиной» - история о творческом кризисе, ставшая признанием в любви к самому процессу кино. Парадоксально, но фильм о невозможности снимать стал одним из лучших в истории кинематографа.
Джульетта Мазина - не просто актриса, а душа его фильмов. Её героини - добрые, наивные, уязвимые, но сильные. Феллини говорил, что, снимая Мазину, он снимает собственную совесть. Их союз длился всю жизнь, несмотря на ссоры, измены и творческие кризисы. После смерти Джульетты режиссёр прожил всего несколько месяцев - словно ушёл за ней.
Ни один фильм Феллини невозможно представить без музыки Нино Роты. Эти мелодии - как дыхание его мира: немного цирковые, немного грустные, но всегда человечные. Феллини говорил, что Рота понимает его без слов. Иногда музыка писалась до съёмок - и уже под неё режиссёр выстраивал сцены.
В фильмах Феллини Рим превращается в живой организм. Здесь всё пульсирует, смеётся, спорит, грешит и молится. Он снимал не город, а миф о нём. Его «Сладкая жизнь» стала не просто фильмом, а словом, вошедшим в язык - «дольче вита» теперь обозначает не конкретное место, а состояние духа.
Феллини увлекался астрологией, гипнозом, спиритизмом. Он консультировался с медиумами, читал оккультные трактаты и верил в знаки судьбы. Говорил, что мир невидимого интересует его больше, чем то, что можно потрогать. Даже съёмочную площадку он воспринимал как магический круг, где случайностей не бывает.
Феллини признавался, что редко пересматривал свои картины. По его словам, после выхода фильма он чувствовал, будто отпустил ребёнка в самостоятельную жизнь - вмешиваться уже нельзя. Он относился к своим работам с нежностью, но и с усталостью, как человек, который слишком много мечтал.
Хотя режиссёр ушёл из жизни в конце прошлого века, его образы до сих пор живут в кино, моде, рекламе и даже в языке. Фраза «феллиниевский» стала нарицательной - так называют всё, что причудливо, фантастично и в то же время глубоко человечно.
Федерико Феллини умел видеть жизнь как цирковое представление, где смешное и трагичное сплетаются в одно. Он не учил зрителя, а предлагал ему присниться вместе с ним. В его фильмах нет конца - лишь пробуждение, за которым снова начинается сон.