Генрих Шлиман (Heinrich Schliemann) - биография, новости, личная жизнь

Возраст: 202 (со дня рождения)

Возраст смерти: 68 лет

Иоганн Людвиг Генрих Юлий Шлиман (нем. Johann Ludwig Heinrich Julius Schliemann). Родился 6 января 1822 года в Нойбукове, Мекленбург-Шверин - умер 26 декабря 1890 года в Неаполе. Немецкий предприниматель и археолог, один из основателей полевой археологии. Получил широкую известность благодаря находкам в Малой Азии, на месте античной Трои, а также на Пелопоннесе - в Микенах, Тиринфе и беотийском Орхомене. Первооткрыватель микенской культуры.

Генрих Шлиман родился 6 января 1822 года в Нойбукове, земля Мекленбург-Шверин.

Отец - Эрнст Шлиман (1780-1870), служил пастором в местной церкви.

Мать - Луиза Шлиман.

Семейство лавочников Шлиманов было известно с конца XV века в Любеке. Около 1600 года представители семьи перебрались в Росток, где повысили социальный статус, у них появился собственный герб. Представители его рода в основном имели духовное образование. Также в роду были аптекари и купцы.

В семье было четыре дочери и трое сыновей, Генрих был четвертым ребенком и первым сыном. В 1823 году отца перевели в церковный приход Анкерсхагена в южном Мекленбурге, куда отправилась и семья. В марте 1831 года после рождения последнего сына - Пауля - скончалась мать, ей было 38 лет.

В 1838 году его отец женился на своей служанке Софии Бенке (1814-1902), связь с которой привела к скандалу и отстранению от обязанностей пастора.

Из-за бедности детей отправляли к родственникам. В январе 1832 года 10-летнего Генриха отправили в Калькхорст к дяде Фридриху, который также служил пастором. К тому времени Шлиман получил азы образования, включая латинский язык, которому обучал отец. Генрих уже в раннем возрасте обнаружил хорошую память. В Калькхорсте его учителем стал кандидат университета Карл Андерс, который добился того, что к концу 1832 года Генрих стал писать на латыни сочинения.

С осени 1833 по весну 1836 года Шлиман обучался в гимназии, но потом по настоянию семьи его перевели в реальное училище, не предполагавшее дальнейшего высшего образования. На втором году обучения он освоил английский и французский языки, но по латыни получил неудовлетворительную оценку.

В 14 лет его обучение закончилось - далее Шлиман стал работать в Фюрстенберге, в лавке Т. Хюкштедта. Хотя он считался членом семьи, на него были возложены черные работы. С 5 утра до 11 часов ночи Генрих рубил дрова, топил печи, колол сахарные головы, следил за самогонным аппаратом. Он проработал в лавке 5 лет. По завещанию матери, в 1841 году ему досталось 29 талеров, после этого Шлиман отправился в Росток учиться коммерции. К тому времени он сильно подорвал свое здоровье, у него случались кровохарканья. В ноябре он перебрался в Гамбург.

В Гамбурге Шлиман по рекомендации Хюкштедта поступил работать на рыбный рынок, но не выдержал тяжелой физической работы. После этого он мог только подрабатывать, но не имел постоянного заработка. Потенциальные наниматели мало интересовались низкорослым юношей (рост Генриха был 156 см) с непропорционально короткими ногами. Когда он получил работу в порту (без жалованья, только за еду), вновь открылось кровохарканье - отчасти этому способствовала привычка Шлимана купаться в море в любую погоду, даже зимой, и он вновь потерял работу. На Рождество дядя прислал ему 10 талеров в долг, но пожаловался сестрам на наглость, после чего Шлиман дал клятву никогда ничего не просить у родственников.

В поисках не слишком тяжелой работы Шлиману помогла помощь корабельного маклера Вендта - школьного товарища покойной матери. Вендт рекомендовал Генриха в фирму Деклизура и Бевинга, которым требовался переводчик с немецкого на французский и английский языки, в результате было решено нанять его в венесуэльский филиал фирмы в Ла-Гуайре, причем переезд и питание были бесплатными. Рассчитывая обосноваться в Венесуэле, Шлиман принялся за самостоятельное изучение испанского языка.

Он был нанят на трехмачтовое судно «Доротея» каютным юнгой, по другим сведениям, он был пассажиром без обязанностей. 11 декабря 1841 года «Доротея» потерпела кораблекрушение у берегов Нидерландов, причем Генрих был среди девятерых выживших, чудом уцелел его сундук с вещами и рекомендательными письмами. По другим данным, в списках пассажиров судна Шлиман не значился и отправился в Нидерланды по суше, а о крушении узнал из газет. Здесь впервые проявилась его склонность к мистификации собственной жизни - по-видимому, уже тогда он, по его собственным словам, «верил в свою сверхчеловеческую судьбу, которой был избран для сверхчеловеческих достижений».

Прибыв в Амстердам 19 декабря 1841 года, Шлиман направился к мекленбургскому консулу Эдварду Кваку, который выдал юноше 10 талеров и снял меблированную комнату. Под Рождество он заболел лихорадкой, но консул устроил его в госпиталь и заплатил 2½ гульдена за лечение. Вскоре Вендт прислал из Гамбурга 240 гульденов, которые собрали его друзья в пользу неимущего Шлимана, он же дал рекомендацию в фирму «Хойяк и К°», в которой Генрих получил еще 100 гульденов кредита на обзаведение после того, как продемонстрировал владение четырьмя языками и бухгалтерским учетом.

Получив постоянную работу, Шлиман ревностно взялся за самообразование. В течение 1842 года Шлиман освоил голландский язык, на котором вел книжку своих расходов и конспектировал прочитанное в газетах, а также довел до совершенства познания в английском и французском языках, интуитивно разработав метод изучения иностранных языков. Метод изучения языков Шлиманом был примечательным. Для начала ему требовалось «учебное пособие», которым мог служить любой объемный текст - чаще всего, это был перевод «Приключений Телемака» Фенелона. Далее Генрих нанимал носителя языка, которому читал вслух, реагируя на все поправки и подсказки, одновременно пополняя словарный запас, оттачивая произношение и воспринимая грамматический строй языка.

Коммерсант

Шлиман за два года проделал путь от рассыльного до начальника бюро, который имел право принимать самостоятельные решения и имел под своим началом 15 сотрудников. Получая большое жалованье, он оставался непритязательным в быту, хотя старался производить благоприятное впечатление своим внешним видом. Значительную часть зарабатываемых денег он отправлял родственникам.

Получил предложение московского купца Сергея Афанасьевича Живаго открыть в Москве совместный торговый дом «Живаго и Шлиман». Контракт предполагался на 6 лет под половину прибыли, Живаго давал и стартовый капитал - 50-60 тысяч рублей серебром.

Генрих Шлиман в молодости

Генрих Шлиман прибыл в Петербург 11 февраля (30 января по старому стилю) 1846 года, через Гамбург и Митаву. Карьера в Петербурге развивалась быстро: уже в феврале он заключил крупные контракты на поставку олова и красителей. 1 октября 1846 года, через 9 месяцев после приезда в Россию, Шлиман отбыл в Любек в первую в жизни самостоятельную деловую поездку. За два с половиной месяца он посетил Германию, Голландию, Англию (Лондон и Ливерпуль) и Францию. В Нидерландах его шеф - Бернхард Шредер - официально сделал его полноправным партнером в фирме. В Лондоне и Париже Шлиман тратил много времени на посещение музеев, вполне вероятно, что визит в Британский музей впервые заронил в нем интерес к прошлому.

В Петербург он вернулся 14 декабря 1846 года. Итоги года были весьма успешными: личный гонорар Шлимана составил 4000 гульденов, что означало 1 500 000 дохода Шредеров, поскольку Шлиман служил за полпроцента от суммы прибыли. Получив права полноценного партнера, Шлиман в 1847 году отправился в Одессу, а 15 февраля официально вступил в российское подданство; через четыре дня - 19 февраля - он был записан во вторую купеческую гильдию.

Дела Шлимана шли успешно: личный его доход составил 6000 гульденов в 1847 году и 10 000 - в следующем. Дальнейшим подъемом благосостояния Шлиман обязан знакомству с крупнейшим петербургским чаеторговцем Прокопием Ивановичем Пономаревым и его внуком Прокопием Ивановичем Пономаревым-вторым.

В декабре 1850 года Генрих Шлиман, взяв с собой 30 000 долларов наличными (50 000 талеров), через Амстердам и Ливерпуль отправился в США. 6 января 1851 года, когда пароход «Атлантик» попал в шторм, было разбито рулевое управление, и в течение двух недель судно дрейфовало в восточном направлении. 22 января его принесло к берегам Ирландии.

Наиболее надежным путем в Калифорнию в 1851 году был морской (с пересадкой в Панаме); 28 февраля Шлиман отплыл из Филадельфии, высадился в Сан-Диего 31 марта и добрался до Сан-Франциско 2 апреля. Обосновавшись в Сакраменто, Шлиман привел в порядок могилу брата, а посетив рудники и ознакомившись с условиями, основал банк для операций с золотом (на самом деле это был пункт скупки золота и одновременно меняльная лавка). «Банк» занимал одну комнату, снятую в каменном доме - одном из немногих в Сакраменто, а его хозяин был заодно клерком и переводчиком, способным изъясняться на большинстве языков, на которых говорили старатели. Шлиман открывал контору в 6 часов утра и закрывал не раньше 10 ночи, работая без выходных и праздников, даже в Рождество. Дела шли успешно: с октября 1851 по апрель 1852 года он отправил в банк Ротшильдов в Сан-Франциско золотого песка на сумму 1 350 000 долларов, доход в наиболее удачные дни составлял 30 000 долларов, то есть около 100 кг шлихового золота. Высокие обороты достигались тем, что Шлиман платил по самому высокому курсу (17 долларов за унцию). Тяжелый труд привел к болезни - в марте 1852 года Шлимана сразила лихорадка, а затем и тиф, но он продолжал принимать клиентов, лежа в постели в единственной комнате своей конторы и глотая хинин.

Несмотря на сверхприбыли, Шлиман уже через год отказался от всего. Главными причинами были, вероятно, разногласия с его главным партнером Дэвидсоном (из банка Ротшильдов); из писем следует, что он обвинил Шлимана в манипуляциях со взвешиванием золота.

9 апреля 1852 года Шлиман дал объявление о передаче всех своих дел Дэвидсону и в тот же день отплыл в Панаму, имея при себе 60 000 долларов золотом. 18 мая предприниматель через Кингстон на Ямайке добрался до Нью-Йорка, но уже на следующий день отплыл в Ливерпуль.

Проведя 10 дней в Лондоне, Шлиман приехал в Париж. 22 июля 1852 года российский купец Шлиман прибыл в Петербург на пароходе «Эрбгроссгерцог Фридрих-Франц».

Летом 1853 года началась Крымская война, которая стала источником обогащения для многих представителей купечества, в том числе и Шлимана. Он торговал серой, селитрой, свинцом, оловом, железом и порохом. Основными его контрагентами стали Военное министерство, Санкт-Петербургский арсенал, Охтенский пороховой завод и Динабургский арсенал. Только в один день - 3 июня 1854 года - он поставил Военному министерству 1527 слитков свинца; во время войны его месячный оборот достиг миллиона рублей.

3 октября 1854 года на складах Мемеля произошел сильный пожар, уничтоживший практически все грузы, складированные в порту. Там должны были быть и грузы Шлимана, купленные на аукционе в Амстердаме, - несколько сотен ящиков индиго, сандала и 225 ящиков кофе, общей стоимостью 150 000 талеров - это было практически все состояние Генриха. Прибыв из Кенигсберга, Шлиман узнал, что произошло чудо - его грузы прибыли с опозданием, и для их размещения был построен дополнительный склад в стороне, который оказался не затронут пожаром. Казус привел к дополнительному обогащению Шлимана, поскольку немедленно наступил товарный голод.

За годы войны в коммерческих целях Шлиман освоил датский, шведский, польский и словенский языки.

В апреле 1855 года Шлиман впервые приступил к изучению новогреческого языка. Первым его учителем был студент Петербургской духовной академии Николай Паппадакис, который по вечерам работал со Шлиманом по обычной его методике: «ученик» читал вслух, «учитель» слушал, поправлял произношение и объяснял незнакомые слова. В качестве пособия на этот раз служил роман «Поль и Виргиния» в греческом переводе. Шлиман утверждал, что уже после первого чтения запоминал примерно половину слов, а после повторения уже мог не пользоваться словарями. Далее учителем Шлимана стал семинарист из Афин Теоклетос Вимпос.

На рубеже 1855-1856 годов Шлиман, достигнув возраста 33 лет, стал задумываться о выходе за пределы круга интересов обыкновенного коммерсанта. В дневнике содержится запись от 22 июля 1855 года, в которой Шлиман мечтал о туристической поездке в Италию, Грецию и Египет. Есть основания полагать, что между намерением посетить Италию и Грецию и изучением древних языков существует прямая связь. В марте 1856 года Шлиман писал отцу, что желал бы приобрести недвижимость в Германии, и вновь упоминает о поездке в Грецию, Испанию, Португалию и Индию. В этом письме Гомер впервые назван «любимым» и упоминается, что по-гречески Генрих Шлиман говорил «так же, как по-немецки».

В ноябре 1858 года Шлиман отправился в путешествие по Европе. Через Стокгольм, Копенгаген, Берлин, Франкфурт и Баден-Баден Шлиман поехал в Италию, где останавливался в Риме и Неаполе. Далее он отправился в Египет. В Александрии он принялся за арабский язык, а в Каире подружился с двумя итальянскими авантюристами - братьями Джулио и Карло Басси из Болоньи. Вместе они отправились в Иерусалим, причем караван состоял из трех скаковых лошадей, 12 верблюдов для перевозки багажа и десяти африканских рабов. Переход через пустыню длился 19 дней, в Иерусалим путешественники прибыли на Пасху. В мае он посетил Петру и Баальбек, о чем писал отцу. 30 мая Шлиман добрался до Дамаска, где заболел лихорадкой и тогда вынужден был пароходом отправиться в Измир и Афины.

В декабре 1859 года Шлиман вернулся в Петербург. Совершив поездку на Нижегородскую ярмарку, 4 сентября 1861 года Шлиман был избран членом Коммерческого суда. В сезон 1862-1863 годов он также занимался торговлей хлопком, доставляемым из США, и кратковременно съездил в Италию. В январе 1863 года он известил жену, что намерен оставить занятия коммерцией. В декабре 1863 года он был из нарвских купцов переведен в Санкт-Петербургское первой гильдии купечество, а 15 января 1864 года был удостоен почетного потомственного гражданства. Однако уже 10 января он отплыл в Лондон, объявив, что навсегда покидает Россию.

Кругосветный вояж

В апреле 1864 года Шлиман отправился на минеральные воды в Ахен - набираться сил перед большим путешествием. Шредерам он писал, что для начала собирается в Тунис - изучать экономическую конъюнктуру, оттуда - в Египет, Индию, Китай, Японию, Калифорнию и Мексику, потом - на Кубу и в Южную Америку. Он тогда еще вынашивал идею вновь заняться коммерцией (после окончания турне), может быть, даже вернуться в Петербург. В июне Шлиман действительно побывал в Тунисе, совмещая визит на руины Карфагена с оценкой политических и экономических перспектив, - в тунисские акции он вложил 250 000 франков. В июле Шлиман перебрался в Каир, где подхватил какую-то инфекцию, тело покрылось нарывами, его мучили боли в ушах. Пришлось возвращаться в Европу и лечиться в Болонье. В одном из писем он поинтересовался мнением жены насчет того, чтобы приобрести имение в Италии. Екатерина Петровна была категорически против, мотивируя тем, что дети должны расти и получать образование только в России. Лечение в Италии принесло лишь частичное облегчение, для консультаций Генрих отправился в Париж и в конечном счете оказался в Вюрцбурге. Там профессор фон Трельш впервые выявил у него экзостоз и запретил купаться в холодной воде, что Шлиман проигнорировал.

Затем Генрих отправился в Индию и на Цейлон - страны, с которыми долгие годы был связан по торговым делам. 5 декабря 1864 года пароход «Нубия» прибыл на Цейлон, а 13 декабря - в Калькутту. Пребывание в Индии было коротким - до 26 января 1865 года. Из Калькутты Шлиман поездом отправился в Дели - британские колонизаторы уже проложили железную дорогу, и путь занимал всего двое суток. Прибыв в Дели, Шлиман нанял слугу и провожатого, который показал ему мечети и дворцы; побывал он и в Агре. Посетив предгорья Гималаев, Шлиман провел два дня в Варанаси на Ганге, знакомясь с обычаями и обрядами индуистской религии.

Дальнейший путь пролегал через Сингапур и Яву. В Сингапуре он активно переписывался с русскими адресатами, прощупывая почву для дальнейших сделок с колониальными товарами, и отправил в Петербург 10 ящиков бенгальского индиго. В Батавии его поразил острый отит, поражены оказались оба уха. Местный врач рекомендовал операцию на правую сторону, которая прошла успешно, но боли и тугоухость остались на всю жизнь. Восстанавливаясь, Шлиман увлекся ботаникой и составил большой тропический гербарий и коллекцию насекомых. На Яве же он впервые увидел, как растет индигофера - сырье для краски, которой он торговал уже 20 лет.

1 апреля Шлиман прибыл в Гонконг. Дальнейший его маршрут пролегал через Сямэнь и Гуанчжоу на север - через Фучжоу, Шанхай, Тяньцзинь до Пекина. В Шанхае его поразил китайский театр, которому посвящено обширное описание, составляющее контраст с обычной лапидарностью записей.

Шлиман вел себя как турист и коммерсант - отчаянно торговался из-за мелочей, в Пекине - не зная языка - снизил в два раза стоимость ночлега в монастыре, где остановился. Шлиман тщательно измерил Великую китайскую стену в нескольких местах и даже захватил с собой один кирпич на память.

Из Шанхая пароход «Пекин» доставил его в Иокогаму. Столица тогдашней Японии - Эдо - еще была запретным для иностранцев городом, поэтому Шлиман употребил все силы, чтобы туда попасть. При посредничестве американского консула он сумел выправить себе разрешение на пребывание в Эдо в течение трех дней, но, как всякий иностранец, находился в столице на положении пленника: его постоянно сопровождали пять конных полицейских и шесть коноводов. Несмотря на ограничения, Шлиман обозрел столицу, побывал в чайном домике, в школе икебаны, в питомнике для разведения шелковичных червей и в театре. Всего пребывание в Японии продлилось три недели.

4 июля 1865 года Шлиман сел на английский пароход и 22 августа высадился в Сан-Франциско.

В октябре 1865 года Шлиман, которого вновь беспокоили боли в ушах, прибыл в Вюрцбург на лечение. Из его переписки с женой следует, что он даже не сообщил ей об операции на Яве. 28 января 1866 года, посетив по пути Лондон, Шлиман переехал в Париж и немедленно купил несколько домов: № 5 на бульваре Сен-Мишель, № 33 на Рю-де-Аркад, № 6 и 8 на Рю-де-Кале и № 7, 9 и 17 на Рю-де-Блан-Манто, общая сумма сделки составила 1 736 400 франков. Это были доходные дома, в которых было 270 отдельных квартир - надежный и прибыльный источник дохода. Тогда же Шлиман занялся поиском издателя и редактора для своей книги о Китае и Японии, и ему даже предложили обратиться к Александру Дюма (неизвестно, отцу или сыну), но знакомство по какой-то причине не состоялось.

1 февраля Шлиман записался в Парижский университет, где оплатил следующие курсы лекций: «Французская поэзия XVI столетия»; «Арабский язык и поэзия» (профессор Дефремери, Коллеж де Франс, по хрестоматии Козегартена); «Греческая философия» (профессор Ш. Левек, Коллеж де Франс); «Греческая литература» с коллоквиумом по «Аяксу» Софокла (профессор Э. Эггер); «Петрарка и его странствия» (профессор Мезьер, продолжение курса); «Сравнительное языковедение» (профессор Мишель Бреаль); «Египетская филология и археология» (Викде Руже); «Современный французский язык и литература (в частности, Монтень)» (профессор Гийом Гизо).

Шлиман очень серьезно отнесся к своему новому статусу студента, ибо еще с середины 1850-х годов писал родственникам, что чувствует нехватку систематического образования, которого не получил в юности. Он аккуратно посещал лекции и семинары, но в университете проучился недолго. Много времени у него отняло издание книжки «Китай и Япония дня сегодняшнего», которая вышла на французском языке столь малым тиражом, что мгновенно стала библиографической редкостью. Он замыслил перевести ее на немецкий язык и предложил эту работу своему старому учителю Карлу Андерсу, с которым изредка переписывался на греческом и латинском языках. Тот к тому времени обеднел и опустился, так что гонорар от Шлимана пришелся весьма кстати.

Проведя месяц в Парижском университете, 7 марта 1866 года Шлиман возвратился в Петербург, пробыв в отсутствии 2 года. Судя по дневнику и переписке, он восстановил старые знакомства и не оставил коммерческих интересов. 25 августа Шлиман из Одессы отплыл во Францию.

Он посещал заседания Географического общества, где 7 мая 1867 года присутствовал на лекции о книге греческого ученого Г. Николаидиса «Топография и стратегический план "Илиады"» и впервые в жизни узнал, что по поводу существования и местоположения Трои идут оживленные дискуссии. Тема так заинтересовала Генриха, что он купил книгу Николаидиса на греческом языке, но сосредоточиться на этой теме пока не мог.

18 сентября на пароходе «Америка» Шлиман отбыл в Нью-Йорк. В Америке оказалось, что железнодорожные акции, против ожиданий, принесли ему 10 % прибыли, поэтому Шлиман лично провел маркетинговое исследование - под видом пассажира объездил дороги разных компаний по маршруту Нью-Йорк - Толидо - Кливленд - Чикаго. В результате он продал почти все свои акции (на сумму 300 000 долларов), а вырученную сумму вложил в железные дороги.

28 января 1868 года Шлиман вернулся в Париж. Записи в дневнике от 7 мая показывают, что Шлиман впервые на практике заинтересовался археологическими раскопками, которые велись на Палатинском холме. 7 июня в Неаполе Шлиман отправился в университет, где побывал на лекциях о греческой литературе и современной истории, а 8 июня отбыл на помпейские раскопки. Побывав на Сицилии и поднявшись на вершину Этны, 6 июля Шлиман отправился в Грецию - на Корфу.

Следующие 10 дней Шлиман провел на Итаке, причем его поразило, что сопровождающий - неграмотный мельник - по памяти пересказал ему всю «Одиссею». 10 июля Шлиман наткнулся на горе Этос на развалины какого-то дворца (он искренне поверил, что это дворец Одиссея) и 13 июля впервые в жизни приступил к самостоятельным раскопкам. Уже тогда в его багаже были «Одиссея» и «Илиада» Гомера, четырехтомник Плиния, «География» Страбона, которые он явно предпочитал путеводителю Мюррея.

Продолжая путешествие по Греции, Шлиман посетил развалины древнего Коринфа, а далее - Микены, и 20 июля прибыл в Афины, где встретился со своим учителем греческого языка Т. Вимпосом, который стал архиепископом Мантинейским, а также познакомился с немецким архитектором Э. Циллером, который постоянно работал в Греции. Циллер же участвовал в 1864 году в попытках найти Трою. Заинтересованный Шлиман отправился в Троаду (на турецкой территории) и 10 августа 1868 года впервые увидел холм Гиссарлык. Там же он познакомился с Ф. Калвертом, который также пытался отыскать Трою и был владельцем части холма.

В ноябре Шлиман вступил во Французскую ассоциацию поощрения изучения Греции и 9 декабря завершил свою вторую книгу - «Итака, Пелопоннес и Троя. Археологические исследования». Квалификации Шлимана еще не хватало на научную монографию, книга получилась расширенным вариантом путевых заметок. В предисловии автор впервые предложил вариант собственной биографии и впервые озвучил самолично сочиненный миф, что заинтересовался Троей из рассказов отца в раннем детстве. Книга не вызвала интереса ученых и издателей, поэтому Шлиман опубликовал ее за собственный счет тиражом в 700 экземпляров.

На Рождество он все-таки отправился в Петербург. Несмотря на отправленную загодя телеграмму, семью он не застал - Екатерина Петровна ушла с детьми из дома. Последовало очень бурное объяснение, которое оказалось последним. Видимо, тогда же Шлиман окончательно решил связать свою жизнь с раскопками Трои, ибо 26 декабря отправил Калверту письмо, содержащее два десятка практических вопросов, в основном насчет найма рабочих на раскопки, особенностей климата Троады и начала полевого сезона.

Генрих также обратился к кузену из Калькхорста - адвокату Адольфу Шлиману, который предложил ему отправить в Ростокский университет обе опубликованные книги, чтобы получить по совокупности трудов степень доктора философии. Г. Шлиман отлично понимал, что, намереваясь совершить переворот в представлениях об античности, он должен занимать определенное место в научном сообществе. Адольф Шлиман занимался оформлением ученой степени своему кузену, когда тот находился в США. 12 марта 1869 года в Росток на имя профессора Картена - декана философского факультета - были отправлены обе книги Г. Шлимана, его автобиография и письмо на немецком и латинском языках, причем латинское письмо содержало ошибку. Тем не менее, единогласным решением ученого совета университета 27 апреля 1869 года Генриху Шлиману была присуждена степень доктора философии.

27 марта 1869 года Шлиман в третий раз прибыл в США. 1 апреля 1869 года, через три дня после получения гражданства, Генрих Шлиман переехал в Индианаполис. 24 июля он отплыл из Нью-Йорка во Францию.

Археология

Наняв небольшое судно, он совершил в марте 1870 года плавание по Кикладам, посетив Делос, Парос, Наксос и Тиру, интересовавшие его с археологической точки зрения. Поскольку София была еще не вполне здорова, а турецкие власти тянули с разрешением на раскопки, Генрих отправился в Троаду один. 1 апреля, не дождавшись разрешения, он на собственный страх и риск нанял дюжину рабочих из окрестных селений и начал раскопки, которые, по выражению Ф. Ванденберга, замышлялись «как своего рода акция протеста».

Ему активно помогал Ф. Калверт, и 9 апреля на северо-восточном откосе холма Гиссарлык Шлиман обнаружил остатки каменной стены в 2 м толщиной, но без разрешения дальше работать было бессмысленно, хозяева земли заставили Шлимана засыпать траншеи, что и было сделано к 22 апреля. Разведка позволила Шлиману оценить объем и стоимость работ: Калверту он писал, что раскопки должны занять не менее 5 лет (при продолжительности полевого сезона не менее 3 месяцев). Если содержать одновременно 100 рабочих, бюджет археологической экспедиции оценивался в 100 000 франков. Шлиман также намеревался нанять в Риме или Помпеях специалиста по археологии, но в конечном итоге отказался от этой идеи. В дневнике он был гораздо более пессимистичен в финансовой оценке раскопок дворца Приама, в существовании которого не сомневался.

После начала франко-прусской войны Шлиман поспешно отбыл в Париж, чтобы защитить свою собственность. В начале сентября Шлиман отбыл в Великобританию, с 29 сентября по 28 октября вместе с женой Софией жил в Аркашоне. 21 ноября Шлиманы вернулись в Афины, а Генрих принял решение строить в Греции семейный дом, поскольку его влекли раскопки, а София жить в Париже отказывалась.

Поскольку разрешение на раскопки так и не было дано, в декабре Шлиман отправился в Стамбул. Для переговоров он привлек посла США Маквига, а также полагался на собственное знание турецкого языка, причем Шлиман сам оценил свой словарный запас в 6000 слов. В течение трех недель Шлиман обошел множество ведомств Османской империи, его принимали дружелюбно, но дело не двигалось.

18 января 1871 года Париж капитулировал перед прусскими войсками. В Париже также удалось узнать, по каким причинам турецкая сторона не дает разрешения на раскопки: за несколько лет до того на Гиссарлыке был найден клад из 1200 серебряных монет времен Антиоха, поэтому на Шлимана и Калверта смотрели как на кладокопателей. По возвращении в Афины Шлиман, пользуясь падением цен на недвижимость, купил более 10 участков земли, потратив на это 68 000 драхм. На одном из этих участков (на Университетской улице, близ королевской библиотеки) Шлиман решил построить собственный дом. Далее Шлиман отправился в Лондон - изучать коллекции Британского музея. В Лондоне он получил разрешение турецких властей на раскопки.

Прибыв 27 сентября на Гиссарлык, Генрих обнаружил, что губернатор Дарданелл Ахмед-паша препятствует работам, поскольку было неясно, распространяется ли действие фирмана на весь Гиссарлык или только на участки Шлимана и Калверта. Шлиман обратился к новому послу США Брауну, а сам занялся наймом рабочих. В окрестных деревнях он нанял по 8 греков и турок (чтобы работа не останавливалась по праздникам), которым платил 10 пиастров в день (1 франк 80 сантимов). Со временем рабочих стало около 100, и чтобы не путаться, Шлиман принципиально переименовывал греков в персонажей Гомера, а туркам давал клички.

11 октября, получив новое разрешение, Шлиман заложил глубокий ров, который пересекал весь холм с северо-запада на юг и показывал его внутреннее строение, и сразу столкнулся с проблемой интерпретации находок. Бюрнуф посоветовал ему тщательно указывать, с какой глубины происходит тот или иной предмет, с мая 1872 года эти показатели появятся во всех отчетах и рисунках с места раскопок. Все, даже самые незначительные, находки описывались в греческих и немецких газетах, иногда материалы печатались и в русской прессе - цензура не проявляла интереса к материалам Шлимана. Находки обескураживали - на глубине 4 м, сразу под слоями греко-римского времени, обнаружились следы человечества каменного века. К концу ноября Шлиман добрался до огромных каменных блоков, подобных тем, что видел когда-то в Микенах. Однако проливные дожди превращали раскоп в болото, и 22 ноября 1871 года Шлиман закрыл первый раскопочный сезон.

Второй сезон, начавшийся 1 апреля 1872 года, Шлиман встретил более подготовленным. В раскопках были заняты 100 рабочих; Джон Латэм, директор строящейся железной дороги Пирей - Афины, предоставил Шлиману двух инженеров-греков Макриса и Деметриоса, археолог платил каждому 150 франков в месяц. Обязанности кассира, счетовода, личного слуги и повара исполнял зарекомендовавший себя в прошлом году грек Николаос Зафирос из турецкой деревушки Ренкои. Шлиман платил ему 30 пиастров (6 франков) в день, то есть больше, чем техническим специалистам из столицы.

Расходы оказались настолько велики, что Шлиман откровенно заявил, что должен в этом же году решить троянский вопрос. Размах работ был грандиозен, выписанный на месяц из Афин инженер Лоран проложил через весь холм траншею длиной в 70 и глубиной в 14 м (ширина могла варьироваться), предстояло вынуть 78 545 кубометров грунта. Впрочем, сезон начался с нашествия ядовитых змей, которых, к удивлению Шлимана, совершенно не боялись рабочие: они верили в силу какой-то «змеиной травы». Генрих совершенно серьезно писал в дневнике, что хотел бы узнать, помогает ли такая трава от укуса кобры, тогда можно было бы сделать хороший бизнес в Индии.

За первый месяц углубились в грунт на 15 м, вынули 8500 кубометров породы, но до материка так и не добрались. Шлиман сетовал, что было потеряно 7 дней из-за праздников, простоев и непогоды. Причиной простоя стал запрет Шлимана на курение во время работы. Забастовка привела к тому, что археолог-бизнесмен полностью обновил состав рабочих и увеличил рабочий день - смена отныне начиналась в 05:00 и заканчивалась в 18:00. Глубина раскопа стала критической, все чаще происходили обвалы, тогда-то к Шлиману обратился Георгиос Фотидас, который 7 лет проработал на шахтах Австралии, но, не вынеся ностальгии, вернулся на родину и искал работу. Шлиман сделал его инженером по безопасности; кроме того, он был каллиграфом и переписывал набело чертежи и рабочие планы раскопок.

Несмотря на все усилия, следов гомеровской Трои не обнаруживалось. Шлимана мало интересовали культурные слои римского и эллинистического времени, поэтому развалины наверху он просто сносил, оставляя лишь наиболее эффектные находки, например, метопу с изображением Гелиоса. Попадались также серебряные заколки для волос, множество разбитых погребальных урн, амфоры, медные гвозди, ножи; тяжелое копье и мелкие украшения из слоновой кости. К началу мая Шлиман ввел для рабочих режим соревнования - были образованы две команды, под началом Генриха и Г. Фотидаса, которые пробивались через холм навстречу друг другу. 12 мая обвалилась одна из стен, сложенных глыбами ракушечника, однако поток гальки, предшествующий обвалу, спас жизнь шестерым рабочим. Обвал обнажил захоронение огромных пифосов высотой в 2 м и диаметром в метр. Семь уцелевших сосудов Шлиман отправил в Стамбул в Оттоманский музей, а три оставил на месте раскопок. Тем не менее, Генрих беспокоился: стоимость раскопок возросла до 400 франков в день - за счет премий рабочим, но все еще не было ни одной надписи или иного свидетельства происхождения найденных руин. Зато найденные сосуды в изобилии были украшены свастиками.

В июле начались пыльные бури, а температура постоянно держалась на 30-градусной отметке. Чтобы отвлечь землекопов от полевых работ, Шлиман увеличил им жалованье на треть и довел команду до 150 человек. Жара и пыль провоцировали приступы лихорадки и поголовный конъюнктивит. К августу малярией была поражена уже вся экспедиция, а самочувствие самого Шлимана было таково, что он не осмеливался выходить на воздух в светлое время суток. Однако именно в самое тяжелое время года рабочие под началом Фотидаса наткнулись на циклопическую кладку без применения раствора, которая как будто бы являлась фундаментом башни. Наконец, в середине августа работы пришлось остановить, поскольку Шлиману не помогали уже никакие дозы хинина.

«Клад Приама»

Сезон 1873 года начался 14 февраля, несмотря на сильное нездоровье археолога. Зима была суровой, в доме, где он ночевал, температура не превышала 5 °C. В течение апреля он убедил себя, что обнаруженная им башня и остатки древней дороги являются Скейскими воротами и дворцом Приама, описанными в «Илиаде». В очерке, вышедшем 24 мая в аугсбургской газете «Альгемайне Цайтунг», он категорически заявил, что выполнил свою задачу и доказал историческое существование гомеровской Трои.

Шлиман признавал, что за два прошедших года сделал ряд серьезных ошибок: в дневниковой записи от 17 июня 1873 года он сообщал, что идея, что гомеровская Троя стояла на материковой плите, была ошибочной, и во время предыдущих раскопок он сам в значительной степени разрушил ее.

События, происходившие между 31 мая - 17 июня 1873 года, описывались самим Шлиманом не менее 6 раз, в том числе в книгах «Троянские древности» и «Автобиография», и все описания противоречат друг другу. Сама по себе дата обнаружения «Клада Приама» дискуссионна: первые записи в дневнике Шлимана помечены 31 мая, но непонятно, каким календарем он тогда пользовался - григорианским или юлианским. В монографии о Трое находка датирована 17 июня, когда раскопки закончились. Кроме того, в «Автобиографии» сказано, что жена София безотлучно находилась при нем и тайно вывезла находки в Грецию.

Самое первое сообщение о находке выглядело так: «За домом [Приама] я обнажил лежавшую на глубине восьми-десяти метров троянскую кольцевую стену, идущую от Скейских ворот, и наткнулся на большой медный предмет весьма необычной формы, который привлек мое внимание тем, что своим блеском весьма походил на золото. Этот медный предмет оказался в твердом как камень слое красной золы и кальцинированных отложений толщиной от 1,5 до 1,75 метра, на котором располагалась упомянутая мною стена толщиной 1 метр 80 сантиметров и высотой 6 метров. Она состояла из крупных камней и земли и, вероятно, была построена вскоре после разрушения Трои. Чтобы не разжигать страсти моих рабочих и спасти находки для науки, нужно было поторопиться, и, хотя еще было далеко до завтрака, я сразу же решил объявить «paidos» (перерыв), а пока мои рабочие закусывали и отдыхали, сумел вырезать сокровище при помощи большого ножа, что потребовало многих сил и представляло угрозу для жизни, поскольку большая стена, которую мне предстояло раскопать, в любой момент могла рухнуть на меня. Но вид стольких ценнейших для науки предметов вселил в меня безрассудную храбрость, и я уже не мог думать ни о какой опасности. Оттащить с этого места найденное сокровище я бы не смог, если бы не помощь моей дорогой жены, которая завернула вырезанные из земли предметы в свою шаль и смогла унести».

Клад включал 8833 предмета, из которых объемными были всего 83. Остальные представляли собой маленькие металлические листочки, звездочки, кольца и пуговицы из золота, фрагменты ожерелий и диадем. Исследователь распорядился зарисовать каждый из предметов отдельно и присвоил каждому инвентарный номер. Из всех находок наибольшую известность получили налобные украшения и диадемы, в которых была сфотографирована София Шлиман; эти фотографии публиковались во всех крупнейших газетах мира.

Раскопки проводились в тайне от рабочих не только по причине опасений «золотой лихорадки»: по мнению Ф. Ванденберга, Шлиман уже тогда не хотел оставлять находок Османской империи и желал приобрести их в личную собственность. Позднее выяснилось, что двое рабочих еще раньше обнаружили на раскопках золотые предметы, тайно вывезли их и переплавили. В декабре 1873 года об этом узнали турецкие власти, рабочие были арестованы, а современные украшения из древнего золота были отданы в музей Стамбула.

Критики Шлимана почти сразу выдвинули гипотезу, что эти находки археолога, которые он назвал «Кладом Приама», представляли собой множество разрозненных предметов, которые исследователь обнаруживал постепенно, в течение всего трехлетнего периода раскопок, тайно собирал их, после чего устроил мировую сенсацию. Против этой догадки (которая вполне соответствует психологическому портрету Шлимана), по мнению Ф. Ванденберга, свидетельствует переписка исследователя с лейпцигскими издателями Брокгаузами. Из этой переписки следует, что Шлиман был сильно обескуражен находками, именно этим объясняется преждевременное объявление о кладе.

Ни Шлиман, ни кто-либо из его окружения ни разу не делали официальных заявлений, как находка из Троады попала в Афины. Между тем Шлиман наладил хорошие отношения с братом Ф. Калверта - Фредериком - и смог контрабандой переслать находки в Афины. К тому времени турецкие власти тоже что-то заподозрили и провели внеочередную инспекцию раскопок, но ничего обнаружить не смогли. В официальную версию обнаружения клада была включена и шлимановская жена, хотя сам он писал Ч. Ньютону - куратору греческого и римского отдела Британского музея - в письме от 27 декабря 1873 года: «По причине смерти отца миссис Шлиман покинула меня в начале мая. Сокровище было найдено в конце мая, но поскольку я пытаюсь сделать из нее археолога, то написал в своей книге, что она там была и помогала мне в извлечении сокровища. Я поступил так лишь затем, чтобы вдохновить ее, ибо она очень способна».

Клад Приама

Сенсационная находка Шлимана имела два измерения: материальное и политическое. Стоимость клада была оценена в 1 миллион франков, из которых по фирману правительству Османской империи принадлежала половина. Сам Шлиман оценил свои расходы за трехлетний период раскопок в 500 000 франков и как коммерсант ожидал не только компенсации расходов, но и прибыли. В свою очередь, греческое государство, завоевавшее независимость менее чем за полвека до находки Шлимана, большое значение придавало воспитанию у своих граждан чувства национальной гордости, поэтому в греческой прессе раскопки Трои подавались «как возвращение грекам кусочка их живой истории». Греческое правительство предлагало взять на себя экспозицию находок, но денег, способных заинтересовать Шлимана, у него не было. Археолог предложил создать в Афинах музей собственного имени, взамен предоставляя ему право раскопок в Микенах.

В январе 1874 года в парижском журнале «Revue des deux mondes» вышла 33-страничная статья Э. Бюрнуфа «Троя по последним раскопкам в Троаде», перепечатанная многими изданиями, в том числе газетой «Московские новости» (в № 55 за 1874 год).

На Новый год в Лейпциге Брокгаузы выпустили монографию «Троянские древности» самого Шлимана, снабженную археологическим атласом; третья книга Шлимана вновь была выпущена за его счет. Публикации вызвали шквал критики, например, немецкий археолог А. Конце откровенно писал, что купцу Шлиману лучше всего было бы «отдать деньги более способным людям, настоящим ученым, чтобы они могли путем раскопок обогатить науку». Практически все критики возмущались безапелляционностью Шлимана, который прямо отождествлял свои находки с реалиями гомеровского эпоса.

Несмотря на процессы, начатые против Шлимана в Стамбуле, и отрицательное отношение к нему со стороны греческого правительства, он планировал совершить поездку в Париж и далее в США летом 1874 года. Судя по документам афинского архива, поездки не состоялись, до 1875 года он не покидал пределов Греции. Шлиман в ответ на требование Османской империи вернуть сокровища предложил возобновить раскопки в составе 150 работников с условием, что все новонайденные находки поступят в Стамбул, но «Клад Приама» останется у него. Обидевшись на позицию греческого правительства, Шлиман стал планировать передать свои находки какому-либо европейскому музею.

Отношение к Шлиману в Афинах не улучшалось еще и потому, что он решил за собственный счет снести средневековую Венецианскую башню на Акрополе, потому что она заслоняла вид на Парфенон из окон шлимановского дома. Только личное вмешательство короля Георга помешало это сделать.

В феврале 1875 года Шлиман предложил турецкому правительству 20 000 франков компенсации за причитавшуюся ему долю «Клада Приама» и еще 30 000 франков на жалованье 150 рабочим на новый раскопочный сезон. В итоге процесс он проиграл, но был приговорен всего к 10 000 франков штрафа, однако ранее предложенные 50 000 выплатил добровольно, оставшись единоличным обладателем коллекции предметов ранее не известной цивилизации. После этого 25 апреля 1875 года он выехал в Париж и Лондон, прочитав 24 июня доклад в Лондонском обществе древностей. Приглашением в столицу Британии Шлиман был обязан Уильяму Гладстону и Максу Мюллеру, которые даже предложили устроить выставку троянских сокровищ.

С 13 октября по 4 ноября Шлиман пытался проводить раскопки на Сицилии и на Капри, но ничего интересного для себя не обнаружил.

В начале 1876 года Шлиман намеревался вернуться к троянским раскопкам, причем пытался действовать всеми доступными способами, даже обратился за содействием к послу России в Стамбуле графу Игнатьеву. Тем не менее, в мае генерал-губернатор Дарданелл Ибрагим-паша запретил проведение раскопок, несмотря на наличие правительственного разрешения.

С 9 по 27 июня Шлиман провел в Стамбуле, пытаясь достигнуть соглашения, но неудачно. Тогда 31 июля Шлиман с женой и тремя учеными из Афинского университета (Касторкесом, Финтиклесом и Пападакисом) перенес свою деятельность в Арголиду. Не найдя интересных для себя объектов в Тиринфе, 7 августа 1876 года Шлиман начал раскопки в Микенах, которые продлились до 4 декабря того же года. Работа осложнялась конфликтом с греческим Археологическим обществом, которое приставило к Шлиману чиновника (эфора) - Панагиотиса Стаматакиса, вдобавок, Шлиман постоянно нарушал условия договора с греческим министерством культуры. Посторонних немало шокировали откровенно враждебные отношения Стаматакиса и Шлимана.

В сентябре стало ясно, что в Микенах обнаружена цивилизация II тысячелетия до н. э., находки были гораздо эффектнее троянских и соотносились с описаниями Павсания. Шлиман никак не мог найти гробницы Агамемнона, которая была его целью, хотя среди находок встречались разрозненные золотые украшения. 9 октября Шлиман вынужден был прервать работы: турецкое правительство призывало его в Троаду служить гидом по собственным раскопкам для императора Бразилии Педру II, которого сопровождал посол Франции в Бразилии граф Гобино и художник Карл Хеннинг.

Между Шлиманом и Гобино сразу же возникла антипатия, причем создатель расовой теории объявил археолога «лжецом» и даже «безумцем». Зато бразильский император живо интересовался раскопками, и Шлиману удалось убедить его, что именно Гиссарлык является гомеровской Троей]. Далее император захотел увидеть и раскопки в Микенах, причем из-за дождя его принимали в одной из купольных гробниц («сокровищнице Клитемнестры») и даже сервировали там обед.

В конце ноября стало понятно, что до открытия царских гробниц осталось немного. Работы осложнялись конфликтом с министерством культуры, поэтому Шлиман спешил завершить раскопки до нового года, полагая, что на будущий год разрешение продлено не будет. Проливные дожди заливали раскопы, рабочие постоянно болели. София Шлиман тогда ездила в Афины и привезла в Микены вице-президента Археологического общества, в сопровождении которого началось вскрытие царских гробниц. Их было пять, как и было записано у Павсания.

Главные открытия были сделаны между 29 ноября и 4 декабря. Работы осложнялись дождями, земля в гробницах превращалась в некое подобие замазки, иногда приходилось подолгу ждать, когда она высохнет.

В царских захоронениях были найдены сильно поврежденные костяки, на лица которых были надеты золотые маски. Шлимана эта находка обескуражила - о масках ничего не говорилось у Гомера. После экспертизы скелетов (останки рассыпались в пыль на свежем воздухе, поэтому из Нафплиона был выписан художник Периклес, который зарисовывал все органические объекты) и регистрации находок Шлиман установил наличие останков двенадцати мужчин, трех женщин и двоих детей. Предположительно, они были убиты и кремированы в одно время. Сокровищ было больше, чем в Трое: общий вес золотых находок составил около 13 кг. Первооткрыватель впоследствии выражал сожаление, что заранее подписал договор о передаче своих находок в национальное достояние. Стаматакис доставил находки в Национальный банк 9 декабря. Шлиман заявил об открытии доселе неизвестной цивилизации и полной историчности информации, изложенной в «Илиаде». Он превратил раскопки в рекламную кампанию и распространял информацию через газету «Таймс», в которой с 27 сентября 1876 года по 12 января 1877 года опубликовал 14 статей (включая 5 телеграфных заметок).

Как и в случае с раскопками на Гиссарлыке, находки Шлимана в Микенах оказались старше, чем тот утверждал, и не имели отношения к гомеровским событиям. По последним данным, найденная гробница датируется XVI веком до нашей эры.

С 22 марта по 22 июня 1877 года Шлиман пробыл в Лондоне, где готовил к изданию книгу о Микенах. Он также отбивался от многочисленных критических статей: так, Курциус заявил, что золото на масках слишком тонкое для столь древней эпохи, поэтому «Маска Агамемнона» является византийским изображением Христа не ранее X века. Лето Шлиман провел в Италии, потом вернулся в Лондон, а в Афины вернулся 27 сентября. Из-за привычки плавать в море осенью и зимой в ноябре последовало обострение воспаления уха, и с 7 по 12 ноября Шлиман провел в Вюрцбурге на консультации у врачей. С 20 ноября по 17 декабря он вновь жил в Лондоне. 7 декабря из печати вышли «Микены».

Золото Микен

«Илионский дворец»

В 1878 году Шлиман приступил к постройке помпезного дома, пригодного для размещения находок и жизни растущей семьи (после четырех неудачных беременностей София родила 16 марта 1878 года сына Агамемнона). Архитектором Шлиман пригласил своего приятеля Эрнста Циллера, строительство обошлось в 890 000 франков. Дом в самом центре Афин получил название «Илионского дворца», состоял из 25 помещений, включая 2 комнаты для музея, и был обставлен с большой роскошью в античном стиле, как его представлял хозяин. Нетерпеливый Шлиман согласился ждать три года, пока шло оформление дома (им занимался словенский художник Юрий Субик). Дом полностью отражал вкусы хозяина, например, мебель была подстроена под его пропорции, поэтому была неудобна для всех остальных, отсутствовала мягкая мебель, ковры и занавеси, которых, по мнению Генриха, не знала микенская эпоха. Гостей Шлиман принимал в своей библиотеке, а, кроме того, имел два рабочих кабинета - летний и зимний. В ванные подавалась только холодная вода.

Лето 1878 года Шлиман провел в Париже, а с конца августа по начало октября - на Итаке, пытаясь отыскать там следы деятельности Одиссея, который, по его мнению, должен был жить в микенскую эпоху. Ничего не обнаружив (как и в 1868 году), Шлиман добился в Стамбуле разрешения вести раскопки в Трое и осуществил их с 9 октября по 27 ноября с помощью Вирхова. Удалось найти несколько малых кладов, включая терракотовую вазу, полную золотых украшений (21 октября).

С 27 марта по 4 июня 1879 года Шлиман вновь проводил раскопки в Трое. По новому фирману, он обязывался сдавать турецкой стороне две трети всех находок. Вирхов по-прежнему сопровождал археолога, оказывая большую организационную помощь, в частности, предложив провести на месте раскопок большую научную конференцию с целью экспертизы выводов Шлимана. Он сменил методы - теперь раскопки проводились горизонтально, слой за слоем. В апреле к Шлиману и Вирхову впервые присоединился Э. Бюрнуф, который деятельно взялся за описание находок, особое внимание уделяя захоронениям. Общение с профессиональным антропологом и археологом заставило Шлимана несколько умерить категоричность, и он постепенно отходил от прямых отождествлений найденных объектов с описаниями Гомера. Вирхов, ознакомившись с методами раскопок Шлимана (зондажа путем закладки вертикальных шурфов и сплошных раскопок по всей высоте культурного слоя), признал их революционный характер и счел их полностью оправданными для условий Гиссарлыка.

С 1879 года, благодаря постоянной переписке с Вирховым, Шлиман принял решение передать свои троянские коллекции в Берлин. Отчасти этому способствовало общение с Бисмарком. Переписка с правительством и директором берлинских музеев Шене продолжалась долго, поскольку археолог хотел получить почетное гражданство Берлина (до него так были отмечены заслуги Гумбольдта) и орден «За заслуги». В конце года Шлиман получил разрешение правительства Греции и отправил в Берлин 15 ящиков с коллекцией, которая была помещена в доисторический отдел Этнографического собрания. За это Шлиман получил личную благодарность рейхсканцлера Бисмарка.

9 августа 1880 года в Берлине состоялось чествование ученых, на котором присутствовали Шлиман и шведский полярный исследователь Норденшельд. В ноябре 1880 года он принял решение передать музею все свое троянское собрание, но при этом потребовал, чтобы «залы, где будут выставлены коллекции, навечно носили его имя и это должно быть санкционировано кайзером». Он потратил большие средства на выкуп коллекций Калверта, в начале 1881 года в Берлин прибыло еще 40 ящиков с древностями, которые были официально приняты в дар кайзером Вильгельмом I 24 января.

1880 год для Шлимана начался с критической статьи академика Л. Стефани, заявившего, что микенские и троянские находки на полторы тысячи лет моложе, чем определил Шлиман. Они были созданы в Персии или степях Южной России, а в Малую Азию и на Балканы занесены тевтонскими племенами не ранее III века нашей эры. В ноябре греческое правительство дало разрешение вести раскопки в Орхомене, и Шлиман отправился в деревню Скрипу, находящуюся на его месте; раскопки длились с 16 ноября по 8 декабря.

Пользуясь описаниями Павсания, Шлиман обнаружил «сокровищницу» - купольную гробницу, аналогичную найденной в Микенах. Она полностью обрушилась, интересных находок тоже было мало. Было решено перенести раскопки на следующую весну, но в итоге работы возобновились только в 1886 году. Данные раскопки примечательны тем, что Шлиман впервые использовал женщин для тонких работ и расчистки малых предметов, женщины составили почти половину его работников.

В 1880 году сын Шлимана Сергей инициировал процесс принятия отца в члены Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. Археолог написал заявление на имя председателя Общества - Г. Е. Щуровского, и прислал двухтомную книгу «Илион». В июне 1881 года Шлиман сделался действительным членом с правом посещения заседаний, но воспользоваться им так и не смог. Кроме того, при личной встрече в Лондоне Шлиман передал сыну 180 археологических предметов для передачи сенатору А. А. Половцову. Шлиман в тот период серьезно думал о возможности приехать в Россию, устроить выставку троянских древностей в Эрмитаже и, может быть, устроить раскопки в южных губерниях, с целью доказательства исторического существования легендарной Колхиды.

В Афинах Шлиман получил послание от Вильгельма Дерпфельда, который просил разрешения наняться к нему на работу. В октябре 1881 года турецкое правительство возобновило фирман на троянские раскопки, которые начались 1 марта 1882 года. В команде Шлимана, кроме Дерпфельда, работал венский архитектор Й. Хефлер, а также бессменный смотритель-подрядчик Николаос Зафирос. Шлиман сменил метод: теперь силами 160 рабочих были заложены 250 шурфов, с помощью которых археологи рассчитывали точно определить расположение культурных слоев. В результате четырех недель раскопок Шлиман вынужден был признать, что ошибся в оценке возраста культурных слоев, и «Клад Приама» был по крайней мере тысячелетием старше Троянской войны. Дальнейшие работы были прерваны запретом турецких властей на обмеры и фотографирование находок. Тяжелый приступ малярии привел к отъезду Шлимана 22 июля 1882 года.

Тиринф

Раскопки в Тиринфе велись Шлиманом и Дерпфельдом совместно с 18 марта по 16 апреля 1884 года. Они наняли 60 рабочих из местных жителей, но не смогли жить в деревенском доме и поселились в «Гранд-отеле» Нафплиона, откуда до места раскопок было 4 километра. Несмотря на свои 62 года, Шлиман вставал ежедневно в 03:45, принимал для профилактики малярии 4 грана хинина и бежал в порт, где его вывозил на середину залива нанятый рыбак, и Шлиман плавал в открытом море по 5-10 минут в любую погоду.

Первой задачей археологов было снятие верхнего слоя грунта и раскопки средней террасы, где находились хозяйственные помещения. Разведка показала, что культурный слой здесь достигал 6 м в толщину. Шлиман использовал метод продольных и поперечных траншей, а также расчистил подходы к дворцу с восточной стороны. Как оказалось, царский дворец в Тиринфе был похож на описания в «Илиаде».

В апреле Шлиман покинул раскопки, поручив их Дерпфельду. Он объяснял это усталостью, но, по мнению Ф. Ванденберга, потерял надежду найти в Тиринфе доказательства историчности Троянской войны - все найденные артефакты были старше. Дерпфельд же был основным автором книги «Тиринф», выпущенной Шлиманом в 1886 году. Открытые памятники настенной живописи, обширные мегароны и другие объекты постепенно привели к признанию отдельной микенской цивилизации научным сообществом.

В конце августа Шлиман съездил на неделю в Лондон по издательским делам и до 26 мая 1885 года оставался в Афинах. Отчасти это объяснялось кончиной тещи - мадам Виктории, последовавшей в 33-й день рождения Софии. В марте 1885 года Лондонский королевский институт архитекторов наградил Шлимана золотой медалью, он совершил в июне визит в Англию для награждения. Во время этого визита он подвергся нападкам известного археолога Ф. Пенроуза и корреспондента лондонской «Таймс» Стиллмана. Пенроуз заявил, что все найденные в Тиринфе объекты - византийского происхождения, и вынес данный вопрос на заседание Общества по изучению Эллады. В результате Стиллман вообще не явился, а Пенроуз публично признал ошибку и принес извинения.

Далее археолог проехал в Стамбул и выкупил у Оттоманского музея всю троянскую керамику из раскопок 1878-1879 и 1882 годов. Разбором и систематизацией этих материалов он занимался в Афинах с 25 октября по 2 декабря. Кроме того, в августе София с детьми провела некоторое время в Швейцарии, где Шлиман общался с доктором Коном - отцом его будущего биографа Эмиля Людвига.

Попытку организовать раскопки на Крите Дерпфельд и Шлиман предприняли в мае 1886 года, когда отправились в Ираклион (Крит тогда еще был турецким владением). Губернатор острова не возражал против ведения работ, и Шлиман начал переговоры с владельцем холма, очень похожего на Гиссарлык. Последний утверждал, что на холме растет 2500 оливковых деревьев, а потому оценил ущерб в 100 000 франков золотом, что десятикратно превышало истинную цену. Шлиман обратился в Критское археологическое общество и Ираклионский музей, но их общий глава - доктор Йозифес Хацидакис - рекомендовал Шлиману уезжать, поскольку решение будет приниматься постепенно. Посетив Лондон с докладом о раскопках в Тиринфе, Шлиман заболел, а отдых в Остенде привел к очередному воспалению уха.

Зиму 1886 года Шлиман рассчитывал провести в Египте, так как заболел воспалением легких и мучился болями в ушах. Во время путешествия он закупил множество древнеегипетских предметов, включая 300 ваз для Музея Шлимана в Берлине. Вернувшись в Александрию, Шлиман загорелся идеей отыскать гробницу Александра Македонского и настойчиво приглашал к себе Вирхова. Он приехал в конце февраля, когда работы уже остановились. Шлиман начал раскопки в центре города у железнодорожного вокзала Рамле и нашел фундамент христианской церкви. Далее власти перевели его на окраину, где когда-то были царские дворцы Птолемеев. Хотя записей не велось, Шлиман утверждал, что нашел на дне 12-метрового шурфа скульптурный портрет Клеопатры, который контрабандой вывез из Египта. По некоторым данным, Шлиман не нашел его, а купил на «черном рынке».

Летом 1887 года семейство Шлиманов находилось на лечении в Швейцарии и Германии. После возвращения Шлиман выделил часть своих средств на возведение здания Германского археологического института в Афинах по проекту Э. Циллера. Директором института тогда был В. Дерпфельд. Зимой 1888 года Шлиман вновь отправился в Египет в компании Вирхова, получив 30 января разрешение на поиски дворца Клеопатры в Александрии. Разрешение оказалось ненужным: Вирхов и Шлиман на 52 дня отправились в путешествие по Нилу. В Фаюме они навестили раскопки Флиндерса Питри, и в присутствии Шлимана была обнаружена женская мумия II века, голова которой покоилась на свитке, содержащем значительную часть второй книги «Илиады». В целом, путешествие оказалось драматичным, в Вади-Хальфе путешественники попали в плен к восставшим махдистам. Здесь Шлиман потряс Вирхова уровнем владения арабским языком, он помнил Коран наизусть и читал его местным жителям; благодаря умению писать по-арабски он был сочтен не то святым, не то чародеем; с европейцами хорошо обращались. 13 апреля в Вади-Хальфу прибыла британская канонерка, и все благополучно возвратились.

Смерть Генриха Шлимана

Летом 1889 года Шлиман отправился в Париж на Всемирную выставку. Ему удалось подняться на второй ярус Эйфелевой башни на высоту 115 метров еще до ее открытия. Шлиман при этом заметил, что башня вчетверо выше анкерсхагенской колокольни, которую он в детстве считал самой высокой в мире. Однако встреча с Вирховым вызвала у Генриха раздражение - некий отставной капитан артиллерии Беттихер активно публиковал в разных изданиях (включая редактируемые Вирховым) статьи, в которых описывалась теория, что Троя - это не Илион Гомера, а всего лишь некрополь, поле для кремации. 13 сентября Шлиман решил устроить на будущий год в Трое конференцию, на которой практической проверке будут подвергнуты аргументы обеих сторон. Вирхов советовал не обращать на Беттихера внимания, считая его не вполне здоровым психически.

Состояние здоровья Шлимана стремительно ухудшалось - он оглох на левое ухо, правое болело почти непрерывно, периодически наступала полная глухота. Несмотря на это, холодным и дождливым ноябрем археолог направился в Трою, готовить конференцию, начало которой было назначено на 25 марта следующего года. Он не жалел расходов: был построен городок удобных деревянных домов для гостей, немедленно названный местными жителями «Шлиманополисом», а также проложили узкоколейную железную дорогу для вывоза отвалов. Почти всю зиму Шлиман провел на Гиссарлыке, приехав в Афины только под Рождество. В конференции приняли участие многие специалисты, включая Р. Вирхова, Ф. Калверта и К. Хумана. В результате 31 марта 1890 года они подписали «Гиссарлыкское заявление», которое разочаровало Шлимана, ибо не подтверждало его теорию Трои, но, по крайней мере, дезавуировало заявления Беттихера.

В апреле Вирхов обратил внимание, что в поведении Шлимана появились странности, необъяснимые глухотой. Он заговаривался, стал злоупотреблять гомеровской формулой «Слава Афине-Палладе!». Шлиман обследовался у врача в Немецком госпитале Стамбула, тот констатировал двусторонний экзостоз. Тем не менее, Шлиман велел продолжать раскопки, которыми руководил Дерпфельд, копавший в противоположном направлении: от основания холма к его вершине. Из писем следует, что Шлимана мучили галлюцинации, видимо, воспалительный процесс среднего уха перешел на мозг. В июле Дерпфельд и Шлиман нашли последний клад в Трое - три каменных топора из разных сортов нефрита и один лазуритовый.

Операцию Шлиману сделали в Галле 13 ноября 1890 года, она шла под хлороформенным наркозом и длилась 105 минут. Шлиман хотя и страдал от сильных болей, но уже через два дня писал Вирхову об успешном исходе операции. Вопреки воле врачей, 13 декабря Шлиман покинул клинику и отправился в Берлин. Там он посетил экспозицию своей коллекции, встретился с Вирховым и направился в Париж. Зима в 1890 году наступила рано, и Шлиман застудил оперированное правое ухо, забыв вложить ватный тампон. В письмах жене он указывал, что встретился с управляющим доходными домами и торопится в Афины, чтобы успеть к православному Рождеству. В Неаполе боли возобновились, 24 декабря, однако, Шлиман потребовал от врача, чтобы тот отпустил его в Помпеи. Утром 26 декабря он направился к врачу, но потерял сознание близ Пьяцца делла Санта Карита. Полицейские нашли в кармане рецепт доктора Коццолини, который опознал Шлимана. Потерявшего сознание археолога доставили в отель на Пьяццо Умберто.

Состояние Шлимана было крайне тяжелым. Был приглашен профессор фон Шрен, который поставил следующий диагноз: двусторонний гнойный отит, перешедший в менингит, и односторонний паралич. Срочно был созван консилиум из 7 врачей, во время которого в 15:30 Шлиман скончался.

Тело Шлимана было забальзамировано профессором фон Шреном, в Грецию его доставили Дерпфельд и брат Софии - Панагиотис Энгастроменос. Прощание состоялось в «Илионском дворце» 3 и 4 января, у изголовья поставили бюст Гомера и разложили книги покойного, по правую и левую руку положили «Илиаду» и «Одиссею». Соболезнования семье прислали король Греции Георг I и кайзер Германии Вильгельм II.

Похоронили Шлимана на самой высокой точке Первого городского кладбища Афин, где Э. Циллер в 1893-1894 годах воздвиг мавзолей, на сооружение которого по завещанию полагалось 50 000 драхм. В мавзолее также покоится его вдова София Энгастромену-Шлиман, пережившая мужа на 42 года, дочь Андромаха, ее муж и трое их детей - внуков Шлимана.

По завещанию, датированному 10 января 1889 года, наследниками Шлимана были назначены его дети от обоих браков. Сын Сергей получил три парижских доходных дома и 50 000 франков золотом; дочь Надежда - дома в Париже и Индианаполисе и 50 000 франков золотом. Первая жена - Екатерина Петровна Лыжина - получала 100 000 франков золотом. Вторая жена - София Шлиман - получала «Илионский дворец» со всем его содержимым, включая археологические коллекции и предметы искусства, дети от второго брака Андромаха и Агамемнон Шлиманы - все остальное движимое и недвижимое имущество, с выплатой до их совершеннолетия по 7000 франков золотом в год. Агамемнону переходил также дом Шлимана в Париже на площади Сен-Мишель. Троянские предметы, еще находящиеся в Афинах, и мраморная голова Клеопатры, установленная в кабинете Шлимана, передавались Берлинскому музею. Каждой из своих трех сестер Шлиман оставлял по 50 000 франков золотом, брату Вильгельму - 25 000 франков золотом, В. Дерпфельду - 10 000 драхм банкнотами, а Берлинскому обществу антропологии, которым руководил Р. Вирхов, - 10 000 франков золотом. Шлиман отписал Минне Майнке-Рихерс 5000 франков золотом и еще 2500 ее брату Эрнсту Майнке из Нойштрелица. Двум братьям Софии и зятю Шлимана, а также его афинской крестнице полагалось по 5000 драхм банкнотами и так далее.

Золото Шлимана в России

Во время Второй мировой войны часть коллекции Шлимана (в том числе «Клад Приама») были упакованы директором берлинского Музея древнейшей и древней истории В. Унферцагтом в три чемодана (по другой версии, ящика) и спрятаны в бетонном бункере на территории Берлинского зоопарка. По одной из самых распространенных версий, Унферцагт после взятия столицы Германии советскими войсками связался с командованием и предложил передать ему ценности из соображений, что они, по крайней мере, не будут уничтожены. 1 или 2 мая 1945 года клад был принят советской стороной и 17 (по другой версии, 26) мая упакованные вещи были вывезены в неизвестном направлении, а в июне доставлены в Москву. Далее клад был разделен: 259 предметов из золота, серебра и горного хрусталя были оставлены в Москве в ГМИИ, а 414 изделий из бронзы и керамики переданы в Государственный Эрмитаж. В 1949 году все эти предметы и в Ленинграде, и в Москве были перемещены в секретные фонды музеев. Занявшая в 1961 году пост директора ГМИИ И. А. Антонова, по ее собственным словам, пыталась каждому из сменявших друг друга министров культуры СССР задать вопрос, когда можно будет выставить «Золото Шлимана».

На Западе с 1980-х годов стали появляться публикации, посвященные судьбе троянского золота, вывезенного в СССР. Так, Д. фон Ботмер, глава греко-римского отдела Метрополитен-музея, 13 мая 1984 года со страниц «The New York Times» заявил, что «Золото Шлимана» переплавлено.

В СССР публикации на эту тему появились в начале 1990 года, причем в сентябре 1991 года К. А. Акинша и Г. А. Козлов опубликовали фотокопии архивных документов, которые доказывали, что троянская коллекция частично попала в Россию как часть компенсации за награбленное гитлеровцами. Статья не вызвала резонанса на фоне политических потрясений того времени. Новое оживление тема получила в 1994 году, когда министр культуры Российской Федерации Е. Ю. Сидоров допустил в ГМИИ группу берлинских экспертов, которые подтвердили сохранность и подлинность предметов из коллекции Шлимана.

16 апреля 1996 года была открыта первая выставка троянских коллекций - «Золото Шлимана».

Коллекция Шлимана, направленная А. А. Половцову в 1880 году, оказалась разделена. 43 предмета, переданные Школе технического рисования, до сих пор хранятся там. В 1924 году бо́льшая часть собрания поступила в Государственный Эрмитаж в «эллино-скифский отдел», однако в 1951 году некоторые предметы вернули в музей Училища им В. И. Мухиной. Отдельные объекты в 1920-1970-е годы оказались в Хабаровском и Донецком художественном музеях.

Рост Генриха Шлимана: 156 сантиметров.

Личная жизнь Генриха Шлимана:

В 1847 году Шлиман познакомился с Софи Хеккер, но в ноябре помолвка расстроилась. Сразу после этого Шлиман отправил письмо в Нойштрелиц, в котором просил руки подруги детства Минны Майнке. По словам Ф. Вандерберга: «Спустя четыре недели в Петербург пришел ответ: двадцатишестилетняя Минна за несколько дней до этого вышла замуж за землевладельца, который был старше ее почти на двадцать лет. Вероятно, Генрих и Минна в детстве пообещали друг другу пожениться, но после этого не виделись десять лет; Шлиман даже ни разу не написал ей, и Минна, должно быть, предположила, что он давно позабыл девушку из далекого Анкерсхагена. Это, как позже драматизировал Шлиман, был тяжелейший удар судьбы... Ложный удар судьбы имел для будущего Шлимана значение, которое трудно переоценить: кто знает, что произошло бы, если бы Генрих в 1847 году действительно женился на Минне. Можно предположить, что их брак удался бы и Шлиман не был бы женат ни на русской (Екатерине Петровне Лыжиной), ни на гречанке (Софье Энгастроменос). Но именно эти две женщины повернули жизнь Шлимана в то русло, которое привело его позже к раскопкам Трои и открытию сокровища Приама».

Дважды был женат.

Первая жена - Екатерина Петровна Лыжина. Были в браке в 1852-1869 годах.

Еще в 1849 году он познакомился с Екатериной Петровной Лыжиной - дочерью преуспевающего адвоката. Екатерина родилась в 1826 году, окончила Петришуле. Из Парижа он передал через Н. Пономарева письмо, в котором просил ее руки. В ряде публикаций встречались предположения, что Шлиман делал Катерине предложение еще до отъезда в США, но либо получил отказ, либо свадьба была отсрочена. С конца лета 1852 года начинается переписка Шлимана и Е. Лыжиной, которая продолжалась 33 года. В афинском архиве сохранилось более 180 ее писем.

Венчание состоялось в воскресенье, 12 сентября 1852 года в Исаакиевском соборе. Вскоре благодаря тестю - адвокату Петру Александровичу Лыжину - Шлиман был приписан к нарвскому купечеству (в 1854 году вступив в 1-ю гильдию), которое тогда освобождалось от рекрутской повинности и имело особые льготы в налогообложении и организации торговли.

У них родилось трое детей: Сергей Шлиман (1855-1939), Наталья Шлиман (1859-1869) и Надежда Шлиман (1861-1935).

Семейная жизнь не сложилась. Уже на следующий год после свадьбы супруги Шлиман осознали, что далеки друг от друга. Требовательный к себе Шлиман страдал от того, что его интересы жена не разделяла, хотя внешне старался показать, что в их отношениях все безоблачно. Екатерина Шлиман категорически не соглашалась покинуть Петербург и отправиться в путешествие.

В 1869 году Шлиман в третий раз прибыл в США и подал документы на получение гражданства. 1 апреля 1869 года, через три дня после получения гражданства, Генрих Шлиман переехал в Индианаполис, где, по словам кузена - А. Шлимана, было самое либеральное законодательство в США. 5 апреля он подал в суд общегражданских исков (Мэрион-корт) заявление о разводе. Документы об этом печатались в городской газете Indiana Weekly State Journal в номерах от 9, 16 и 23 апреля. По законам штата Индиана, чтобы подать такое заявление, требовалось не менее года прожить на его территории. Дело Шлимана рассматривалось 30 июня, следовательно, ему удалось доказать суду, что цензу оседлости он удовлетворял. В письменном виде это было отражено в судебном заключении. Шлиман так никогда и не объяснил, как же ему удалось доказать, что он является резидентом штата. 30 июня 1869 года Шлиман записал в дневнике, что развод состоялся. Суд учел письма Е. П. Лыжиной, переведенные на английский язык. При переводе письма фальсифицировались: нежелание Екатерины Петровны приехать к мужу в Париж превратилось в нежелание жить в США. После окончания дела Шлиман дождался получения официального протокола судебного заседания и свидетельства о расторжении брака в 3 экземплярах, после чего в середине июля покинул Индианаполис.

Екатерина Лыжина

Вторая жена - София Энгастромену, гречанка, младшая дочь его кузины Виктории и купца Георгиоса Энгастроменоса. На момент брака Софии исполнилось 17 лет, она завершала образование. Он был старше ее на 30 лет. Шлиман во время встречи с Софией спросил ее, почему она хочет выйти за него замуж (это было 15 сентября 1869 года), последовал прямой ответ: «Такова воля моих родителей; мы бедны, а вы человек богатый». Шлимана ответ обескуражил, позже он отправил ей письмо следующего содержания: «Меня глубоко поразило, что вы дали мне такой рабский ответ. Я честный, простой человек. Я думал, что если мы поженимся, то это произойдет потому, что мы хотим вместе раскопать Трою, хотим вместе восхищаться Гомером. Но теперь я завтра уезжаю, и мы, быть может, никогда больше не увидимся... Если вам, однако, когда-нибудь потребуется друг, то вспомните и обратитесь к преданному вам Генриху Шлиману, доктору философии, площадь Сен-Мишель, 5, Париж».

Получив послание, Энгастроменосы переполошились - жених-миллионер был единственным шансом вернуть семье положение в обществе и погасить долги. Софию заставили написать письмо - один исписанный лист и 19 чистых, вложенных в конверт в спешке. Ответ Шлимана был сухим, но с этого началась их переписка с Софией. Уже через неделю - 23 сентября - состоялась свадьба (венчались в церкви св. Мелетия в Колоне), ее поспешность, по-видимому, объяснялась желанием родственников скорее привязать Шлимана к новой семье. Однако Шлиман заставил Софию и ее отца подписать соглашение, что они не будут претендовать на его состояние, если только это не будет оговорено в завещании, но на свадебные расходы не поскупился. Через два дня супруги отправились в свадебное путешествие - пароходом до Сицилии, через Неаполь и Рим во Флоренцию, Венецию и Мюнхен. Путешествие завершилось в Париже. Шлиман всячески просвещал молодую жену, водил ее по музеям, нанял учителей итальянского и французского языков, чтобы она могла общаться с его друзьями.

Были в браке в 1869-1890 годах. В Афинах Шлиман купил дом возле площади Синтагма, где и поселился с Софией.

У них родились дочь Андромаха Шлиман (1871-1962) и сын Агамемнон Шлиман (1878-1954).

Генрих Шлиман и жена София

Потомки Шлимана

Старший сын Сергей Шлиман регулярно переписывался с отцом в 1864-1889 годах, в афинском архиве И. Богдановым было выявлено 413 его писем на трех языках - русском, немецком и французском. Окончив коллегию Галагана в Киеве, он поступил на естественнонаучный факультет Московского университета, однако потом перевелся на юридический факультет, который окончил в 1881 году. Отношения его и с матерью, и с отцом были сложными. Екатерина Петровна Лыжина в письме 1885 года утверждала, что Сергею «не хватает терпения и последовательности», а также упрекала Шлимана, что назначенная им сыну пенсия в 3000 рублей «слишком велика для его лет и для его слабохарактерности». Сергей Шлиман после окончания университета в течение пяти лет нигде не служил, полагаясь на отца и его связи для получения выгодного места. Шлиман даже думал женить его на гречанке и неоднократно посылал фотографии подходящих, по его мнению, барышень. В результате в 1885 году Сергей Шлиман женился против воли отца на пианистке Анастасии Демченко и после этого получил место судебного следователя в городе Радошковичи, где служил до 1889 года, когда перебрался в Петербург. По завещанию Г. Шлимана Сергей получил два доходных дома в Париже и 50 000 франков, а также петербургскую библиотеку. В 1890 году у него родился сын Андрей - названный в честь деда; он скончался от ранения в 1920 году. Супруга С. Шлимана еще в 1920 году служила в Детской трудовой колонии им А. В. Луначарского. Сергей Шлиман скончался в самом конце 1930-х годов в глубокой нищете, по некоторым сведениям, он просил подаяние. До 1934 года ему помогала посылками из-за границы сестра Надежда. Место его захоронения неизвестно.

Надежда Шлиман получила образование в Киеве и Москве, окончив в 1878 году гимназию с золотой медалью; отец тогда же писал 17-летней дочери, что ей пора думать о замужестве. Надежда, несмотря на нежелание матери, поступила на естественное отделение Высших женских курсов, когда сопровождала мать на лечении за границей, посещала занятия в Римском университете. В 1889 году она вышла замуж за геолога Николая Андрусова. По завещанию отца она получила 50 000 франков и два дома - в Париже и Индианаполисе, что позволяло материально поддерживать мужа и пятерых детей. В 1918 году семья переехала из Петрограда в Крым, а в марте 1920 года через Стамбул перебралась во Францию. Из-за невозможности зарабатывать в 1922 году Андрусовы переехали в Прагу, где глава семьи скончался от инсульта в 1924 году. Надежда Андреевна Шлиман вернулась во Францию; скончалась в Лозанне в 1935 году. Ее потомки продолжают жить во Франции и Чехии.

София Шлиман после кончины супруга тратила большие деньги на благотворительность, основала первый в Греции общедоступный туберкулезный санаторий. Перед зданием медицинского училища в Афинах, открытого на ее средства, установлен ее бронзовый бюст, ее именем в Афинах названа улица. После ее кончины в 1932 году правительство Греции организовало официальные похороны. Перед смертью она продала дом «Илиу Мелатрон» греческому государству, а деньги были переданы сыну Агамемнону, который в 1914 году был назначен послом Греции в США.

По греческой линии род Шлимана пресекся. Дочь Генриха и Софии - Андромаха - вышла замуж за афинского адвоката Леона Меласа (1872-1905) и имела от него трех сыновей, не имевших потомства, - Михаила (1893-1924), Александра (1897-1969) и Лено (1899-1964). У сына - Агамемнона Шлимана, который был женат дважды, - детей не было. Он скончался в Париже на посту посланника Греции во Франции и был похоронен там же.

Личность Генриха Шлимана

Генрих Шлиман рано осознал себя исторически значимой личностью, поэтому стремился, с одной стороны, приукрасить собственную биографию, с другой - сохранял любые документы, сознательно формируя архив, который откладывался, по крайней мере, с 20-летнего возраста. Архив ныне хранится в Американской школе классических исследований в Афинах и представляет собой грандиозный свод - 106 коробок с входящей корреспонденцией, 43 тома переплетенных исходящих писем, 38 томов бухгалтерских книг и проч. Шлиман сохранял все письма, приходящие к нему, копии своих собственных посланий (в греческий период жизни он их писал до 20 в день), конторские книги, даже самые маловажные записки. Дневники включают 18 книжек, причем автор, как правило, вел их во время путешествий на языке страны, в которой находился, - на французском, английском, немецком, испанском, итальянском, новогреческом, арабском, русском, голландском и турецком языках.

Дневник путешествия в США 1869 года находится в библиотеке Индианского университета. В архиве сохранилась переписка, включающая около 60 000 единиц, в том числе 34 000 писем, написанных самим Шлиманом в 1839-1890 годах, однако бо́льшая часть корреспонденции за 1890 год утрачена, не считая полевых материалов за 1876-1879 годы, погибших в результате Второй мировой войны.

Первым исследователем, который смог ознакомиться с архивом, был немецкий писатель Эмиль Людвиг; он был приглашен вдовой Шлимана для написания его биографии, увидевшей свет в 1931 году. Тем не менее, биография Людвига создавалась под контролем Софии Шлиман и не противоречила «Автобиографии» Генриха Шлимана, хотя в архиве хранилось множество материалов, из которых следовало, что многие события развивались совершенно по-другому.

Переписка Шлимана разбросана по всему миру: после смерти его вдовы в 1932 году бумаги оказались в руках наследников, и только весной 1937 года все материалы оказались перемещены в библиотеку Американской школы. Его биограф Э. Майер обнаружил только в Германии 1700 писем, из которых в 1936 году опубликовал 233, во время немецкой оккупации Греции он вывез много материалов в Германию, но во время войны пропало около 1000 писем Шлимана, некоторые обнаружились в букинистических магазинах Западного Берлина и были возвращены. Окончательно архив оказался сформирован к 1996 году, когда последние потомки Шлимана по греческой линии передали свои бумаги Индианскому университету или права на документы, которые уже хранились там.

По мнению Ф. Ванденберга, «99 % всех писем Шлимана и их дубликаты написаны с учетом их будущей публикации».

По мнению его биографа Ф. Ванденберга, Шлиман был «человеком ранимым, вечно пекущимся о своей репутации, по крупицам создававшим себе биографию исследователя». Необычайная сложность Шлимана как личности, предстающей из его собственных писем и дневников и из воспоминаний, заставила его констатировать: «Шлиман - человек, не имевший примера для подражания, характер, который не с кем сравнить».

Тяжелые испытания детства и ранней юности породили у Шлимана сложный характер и резкие перепады настроения, а также склонность к саморефлексиям (с желанием пожаловаться) и одновременный деспотизм. Противоречивость своей натуры и страсть к мифологизации собственной биографии.

Скупость и одновременная расточительность были органичным свойством натуры Шлимана - он не жалел расходов на археологические раскопки и устроение музейных выставок, он пошел на огромные траты при строительстве собственного дома в Афинах и т.д. Еще работая у Хойяка и Шредеров, он осознал важность внешнего вида, поэтому заботился о гардеробе, у него было более 50 сшитых в Лондоне костюмов, столько же пар обуви, двадцать шляп и три десятка тростей; но при этом во время путешествий он снимал самые дешевые номера в отелях. Он на всем экономил в домашнем быту и того же требовал от жены (когда София осталась в Париже, Шлиман узнал, что она завтракает в отеле, что стоит 5 франков, и немедленно потребовал, чтобы она питалась в соседнем бистро за 1½ франка). В доме велась расходная книга, которая проверялась еженедельно.

Иногда стремление контролировать близких и навязывать им собственные взгляды и вкусы доходило до болезненности: по воспоминаниям, если София отвергала вино, которое было по вкусу Генриху, он клал под ее бокал золотую монету: если она выпивала вино, то имела право оставить монету себе. От Софии требовалось соблюдение определенной манеры речи, ей запрещалось использовать такие слова, как «возможно», «примерно» или «почти».

Грекомания Шлимана также выражалась весьма эксцентрично. Например, он брал под свое покровительство детей из Мекленбурга при условии, что сможет дать им новые имена из «Илиады» или «Одиссеи». Даже внучку своего первого работодателя Хюкштедта из Фюрстенберга он нарек Навсикаей, за что она получала 100 марок в год. То же самое относилось к обязательной смене имен слугами на гомеровские, что неукоснительно соблюдалось даже во время поездок за пределы Греции. Когда родился сын, названный Агамемноном, Шлиман устроил полуязыческую церемонию - отнес новорожденного на крышу, подставив под лучи Солнца, а потом приложил к голове том Гомера и прочел вслух 100 любимых гекзаметров. Через несколько дней он едва не сорвал таинство крещения - попытался измерить температуру святой воды в купели термометром.

Шлиман был начитанным человеком, но его личная библиотека была относительно невелика. Основным кругом его интересов была античная классика, бо́льшую часть которой он помнил наизусть и постоянно цитировал (особенно Геродота, Павсания и Гомера). Из литературы нового времени археолог ценил Бульвер-Литтона, Диккенса, Гюго, Расина, Гете, Шиллера, Лейбница и Канта.

Награды Генриха Шлимана:

Золотая медаль Королевского археологического общества (Лондон, 1877)

Труды Генриха Шлимана:

1867 - La Chine et le Japon au temps présent par Henry Schliemann;
1869 - Ithaque, le Peloponnese, Troie: Recherches archeologiques par Henry Schliemann;
1874 - Trojanische Alterthümer: Bericht über die Ausgrabungen in Troja von Dr. Heinrich Schliemann;
1878 - Mycenae: a narrative of researches and discoveries of Mycenae and Tiryns by Dr. Henry Schliemann;
1881 - Ilios: The City and Country of the Trojans: the Results of Researches... by Heinrich Schliemann;
1881 - Orchomenos : Bericht über meine Ausgrabungen im böotischen Orchomenos von Dr. Heinrich Schliemann;
1881 - Reise in der Troas in Mai 1881 von Dr. Heinrich Schliemann;
1884 - Troja: Ergebnisse meiner neuesten Ausgrabungen auf der Baustelle von Troja, in den Heldengräbern, Bunarbaschi und anderen Orten der Troas im Jahre 1882 von Dr. Heinrich Schliemann;
1886 - Tiryns der prähistorische palast der könige von Tiryns, ergebnisse der neuesten ausgrabungen von Dr. Heinrich Schliemann;
1891 - Bericht über die Ausgrabungen in Troja im Jahre 1890 von Dr. Heinrich Schliemann

последнее обновление информации: 04.09.2022

© Сбор информации, авторская обработка, систематизация, структурирование, обновление: администрация сайта stuki-druki.com.