Мария Николаевна (великая княжна) - биография, новости, личная жизнь

Возраст: 125 (со дня рождения)

Возраст смерти: 19 лет

Мария Николаевна Романова. Родилась 14 (26) июня 1899 года в Петергофе Санкт-Петербургской губернии - убита 17 июля 1918 года в Екатеринбурге Пермской губернии. Великая княжна. Дочь императора Николая II и императрицы Александры Федоровны. Прославлена в сонме новомучеников Российских (2000). Канонизирована Русской православной церковью за границей (1981).

Мария Николаевна родилась 14 (26 по новому стилю) июня 1899 года в Петергофе - летней резиденции императорской семьи.

Отец - Николай II Александрович (1868-1918). Император Всероссийский, Царь Польский и Великий Князь Финляндский (20 октября (1 ноября) 1894 - 2 (15) марта 1917).

Мать - Александра Федоровна (урожденная принцесса Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская; 6 июня 1872 - 17 июля 1918). Четвертая дочь великого герцога Гессенского и Рейнского Людвига IV и герцогини Алисы, дочери английской королевы Виктории. Российская императрица.

Старшая сестра - Ольга Николаевна (3 (15) ноября 1895 - 17 июля 1918), великая княжна.

Старшая сестра - Татьяна Николаевна (29 мая (10 июня) 1897 - 17 июля 1918), великая княжна.

Младшая сестра - Анастасия Николаевна (5 (18) июня 1901 - 17 июля 1918), великая княжна.

Младший брат - Алексей Николаевич (30 июля (12 августа) 1904 - 17 июля 1918), наследник цесаревич и великий князь.

Мария появилась на свет в 12 час. 10 мин. пополудни. День этот, по воспоминаниям современников, был пасмурным и холодным. Опубликованный в тот же день Высочайший манифест повелевал «писать и именовать, во всех делах, где приличествует, Любезнейшую Нашу Дочь Великую Княжну Марию Николаевну Ея Императорским Высочеством».

Беременность Марией у императрицы протекала тяжело, несколько раз она падала в обморок, и последние месяцы вынуждена была передвигаться в кресле-каталке. По воспоминаниям баронессы Изы Буксгевден, роды проходили тяжело, опасались за жизнь обеих, но мать и дочь удалось спасти, малышка родилась здоровой и крепкой, не уступая в этом старшим детям.

Крещение, согласно церемониалу, было совершено 27 июня в церкви Большого Петергофского дворца духовником императорской семьи протопресвитером Иоанном Янышевым. Восприемниками были императрица Мария Феодоровна, великий князь Михаил Александрович, Королевич Георгий Греческий, великая княгиня Елисавета Феодоровна, великая княгиня Александра Иосифовна, принц Генрих Гессенский. Присутствовали также посланники от иностранных дворов и около 500 дворцовых фрейлин. По совершении таинства был дан пушечный салют в 101 выстрел при пении «Тебе Бога хвалим» и колокольном звоне церквей.

По совершении таинства крещения митрополит Антоний (Вадковский) приступил к совершению литургии, во время которой императрица Мария Феодоровна поднесла княжну ко причащению святых таин. Во время пения «Да исполнятся уста наша» Канцлер российских Императорских и Царских орденов барон Фредерикс поднес на золотом блюде императрице Марии Феодоровне орден Св. Екатерины, который та возложила на княжну.

Няня царских детей Маргарита Игер вспоминала, что девочка с самого начала отличалась веселым легким характером и постоянно улыбалась окружающим. Великий князь Владимир Александрович тогда же назвал ее «чудесной малышкой». Часто играла вместе с Анастасией, младшей сестрой, причем, несмотря на разницу в возрасте, она целиком ей подчинялась. Их звали «маленькой парой» - в противопоставление «большой паре» - старшим, Ольге и Татьяне.

Современники описывают Марию как подвижную веселую девочку, чересчур крупную для своего возраста, со светло-русыми волосами и большими темно-синими глазами, которые в семье ласково называли «Машкины блюдца».

Ее французский преподаватель Пьер Жильяр говорил, что Мария была высокой, с хорошим телосложением и розовыми щеками.

Софья Яковлевна Офросимова, фрейлина императрицы, писала о Марии: «Ее смело можно назвать русской красавицей. Высокая, полная, с соболиными бровями, с ярким румянцем на открытом русском лице, она особенно мила русскому сердцу. Смотришь на нее и невольно представляешь ее одетой в русский боярский сарафан; вокруг ее рук чудятся белоснежные кисейные рукава, на высоко вздымающейся груди - самоцветные камни, а над высоким белым челом - кокошник с самокатным жемчугом. Ее глаза освещают все лицо особенным, лучистым блеском; они… по временам кажутся черными, длинные ресницы бросают тень на яркий румянец ее нежных щек. Она весела и жива, но еще не проснулась для жизни; в ней, верно, таятся необъятные силы настоящей русской женщины».

Мария была в полном подчинении ее восторженной и энергичной младшей сестры - Анастасии. Ее младшая сестра любила дразнить других людей или ставить сцены с драматургическим мастерством. Но Мария, в отличие от своей младшей сестры, всегда могла просить прощения. Мария никогда не могла остановить свою младшую сестру, когда та что-то задумывала. Под влиянием Анастасии Мария стала играть в новомодный тогда теннис, причем, увлекшись не на шутку, девочки не раз сбивали со стен все, что на них висело. Они также любили заводить на всю мощь граммофон, танцевать и прыгать до изнеможения. Прямо под их спальней находилась приемная императрицы, и та была вынуждена время от времени посылать фрейлину, чтобы утишить баловниц - музыка и грохот не давали ей разговаривать с посетителями.

В семье ее называли Машенька, Мари, Мэри, Машка или наш добрый толстенький Тютя.

Великая княжна Мария Николаевна в детстве

В восемь лет Мария стала учиться. Ее первым преподавателем стала фройляйн Шнайдер, или, как ее звали в императорской семье, «Трина», чтица Александры Федоровны. Первыми предметами были чтение, чистописание, арифметика, закон Божий. Несколько позднее к этому прибавлялись языки - русский (преподаватель Петров), английский (Сидней Гиббс), французский (Пьер Жильяр) и, намного позднее, немецкий (фройляйн Шнайдер). Преподавались императорским дочерям также танцы, игра на рояле, хорошие манеры, естественные науки и грамматика.

Успехи у великой княжны были средние. Как и остальные девочки, она была способна к языкам, но свободно освоила только английский (на котором постоянно общалась с родителями) и русский - на нем девочки говорили между собой. Не без труда Жильяру удалось выучить ее французскому на уровне «довольно сносном», но не более того. Немецкий - несмотря на все усилия фройляйн Шнайдер - так и остался неосвоенным.

Маленькая Мария была особенно привязана к отцу. Едва начав ходить, она постоянно пыталась улизнуть из детской с криком «хочу к папа́!» Няньке приходилось едва ли не запирать ее, чтобы малышка не прервала очередной прием или работу с министрами. Когда царь был болен тифом, маленькая Мария целовала его портрет каждую ночь.

Как и остальные сестры, Мария любила животных. У нее был сиамский котенок, потом ей подарили белую мышку, уютно устроившуюся в комнате сестер.

За границей царская семья бывала редко. Дважды сестры посещали родню в Германии и Англии, путешествуя на императорском поезде или кораблем. В одну из таких поездок Мария серьезно поранила правую руку - лакей поспешил захлопнуть дверцу поезда. Интересно, что этот инцидент позже пыталась приписать себе одна из лже-Анастасий - Анна Андерсон.

Быт семьи намеренно не был роскошным - родители боялись, что богатство и нега испортят характер детей. Императорские дочери жили по двое в комнате - с одной стороны коридора «большая пара», с другой - «маленькая». В комнате младших сестер стены были выкрашены в серый цвет, потолок расписан бабочками, мебель выдержана в белых и зеленых тонах, проста и безыскусна. Девочки спали на складных армейских кроватях, каждая из которых была помечена именем владелицы, под толстыми синими одеялами, опять же украшенными монограммой. Эту традицию возводили во времена Екатерины Великой (такой порядок она завела впервые для своего внука Александра). Кровати легко можно было двигать, чтобы зимой оказаться поближе к теплу или даже в комнате брата, рядом с рождественской елкой, а летом поближе к открытым окнам. Здесь же у каждой было по небольшой тумбочке и диванчики с маленькими расшитыми думочками. Стены украшали иконы и фотографии - фотографировать девочки любили сами, и до сих пор сохранилось огромное количество снимков, сделанных, в основном, в Ливадийском дворце - любимом месте отдыха.

Императорским дочерям предписывалось подниматься в 8 часов утра, принимать холодную ванну. Завтрак в 9 часов, второй завтрак - в час или в половину первого по воскресеньям. В 5 часов вечера - чай, в 8 - общий ужин.

В воскресенья устраивались детские балы у великой княгини Ольги Александровны.

Мария, как и все члены ее семьи, была очень привязана к наследнику цесаревичу Алексею, который тяжело и продолжительно болел гемофилией и несколько раз был на волосок от смерти. Ее мать прислушивалась к советам Григория Распутина и верила в его молитвы о спасении юного цесаревича. Мария и ее сестры считали Распутина другом их семьи.

В 13 лет по традиции великая княжна Мария стала шефом (почетным командиром) полковником одного из формирований Русской императорской армии - им стал 9-й драгунский Казанский полк, с той поры получивший официальное полное наименование - 9-й драгунский Ее Императорского Высочества Великой Княжны Марии Николаевны полк.

Великая княжна Мария Николаевна в форме 9-го драгунского Казанского полка

Дитерихс вспоминал, что когда больному цесаревичу Алексею требовалось куда-то попасть, а сам он был не в состоянии идти, то звал «Машка, неси меня!».

Преподаватель английского языка Чарльз Гиббс рассказывал, что в 18 лет она была удивительно сильна, и иногда ради шутки легко поднимала его от пола.

Мария была хоть и приятной в общении, но иногда она могла быть упрямой и даже ленивой. Императрица жаловалась в одном письме, что Мария была сварлива и истерична перед людьми, которые ее раздражали. Капризность Марии совпадала с ее менструальным периодом, который императрица и ее дочери именовали визитом от «Мадам Беккер».

Ей было пятнадцать лет, когда началась Первая мировая война. Вместе с сестрами Мария горько плакала в день объявления войны. Ей невозможно было понять - почему Германия, где правил любимый «дядя Вилли», вдруг стала врагом.

Во время войны Анастасия и Мария посещали раненых солдат в госпиталях, которым по обычаю были присвоены имена обеих великих княжон. Они работали на раненых шитьем белья для солдат и их семей, приготовлением бинтов и корпии; они очень сокрушались, что, будучи слишком юны, не могли стать настоящими сестрами милосердия, как великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны.

Обязанности младших состояли в том, чтобы развлекать раненых солдат, читать им вслух, играть в карты, устраивать балы, где выздоравливающие могли немного развлечься. Анастасия, бывало, приводила с собой собачку Швибсика, и та отплясывала на задних лапках, вызывая неизменный смех. Мария предпочитала сидеть у изголовья раненых солдат и расспрашивать об их семьях, детях, она знала по именам практически всех, кто состоял у нее на попечении. Каждый выписывающийся получал из их рук маленький подарок, многие из солдат, прошедшие через Мариинский госпиталь, тепло вспоминали об этом времени.

Великая княжна Мария Николаевна

Личная жизнь великой княжны Марии Николаевны:

Мария признавалась своей няне мисс Игер, что желает выйти замуж за солдата и иметь как минимум двадцать детей. Мисс Игер вспоминала: «Однажды маленькая великая княжна Мэри выглядывала из окна и смотрела на полк солдат, проходящих торжественным маршем. И Мария воскликнула «О-о-о! Я люблю этих милых солдат! Я хотела бы их всех поцеловать!». Я сказала: «Мэри, миленькие девочки не целуют солдат». На протяжении нескольких дней у нас были детские праздники, были среди гостей дети великого князя Константина. Один из них, достигнув двенадцатилетнего возраста, был помещен в кадетский корпус и был одет в свою униформу. Он хотел поцеловать свою маленькую двоюродную сестру Мэри, но она закрыла рукой свой рот и уклонялась от его объятия. «Уйдите, солдат! Я не целую солдат», - сказала она с большим достоинством и гордостью. Мальчик был очень рад, что его маленькая двоюродная сестра приняла его за настоящего солдата, и немного был удивлен».

Ее красотой и добрым характером был покорен кузен лорд Маунтбеттен, он до самой своей гибели в 1979 году держал на письменном столе фотографию Марии.

Румынский наследный принц Кароль, после того как расстроился его предполагаемый брак со старшей сестрой Марии Ольгой, не спешил уезжать из Петербурга и в итоге попросил у императора руки его младшей дочери. Но император ответил, что Мэри еще совсем ребенок, и добродушно посмеялся над этим.

Румынский принц Кароль - претендент на руку великой княжны Марии Николаевны

Во время Первой мировой войны у Марии был роман с офицером флота Николаем Дмитриевичем Деменковым, с которым она познакомилась в 1913 году, когда Николай нес службу на одном из миноносцев, охранявших императорскую яхту «Штандарт». Мария частенько просила своего отца, чтобы он дал ей добро на отношения с Деменковым. И бывало, что она в шутку подписывала письма, отправляемые отцу, «госпожа Деменкова».

Сестры иногда поддразнивали ее. Так, Ольга не без юмора отмечала в своем дневнике: «Назавтра Аня [Вырубова] приглашает к себе пить чай... Виктора Эрастовича, Деменкова и всех нас. Мария, само собой, на седьмом небе от счастья! Николай Д. стоит на часах. Мария громко шумит и отчаянно вопит с балкона».

Когда Деменков, или, как называла его великая княжна, Коля, отправился на фронт, Мария сшила ему рубашку. После этого они еще несколько раз поговорили по телефону, причем молодой офицер уверил ее, что рубашка оказалась точно впору. Дальнейшего развития их взаимное чувство не получило. Николай умер в Париже в 1950 году.

Николай Деменков - возлюбленный великой княжны Марии Николаевны

Гибель великой княжны Марии Николаевны

После февральской революции 1917 года царская семья была помещена под домашний арест в Царском Селе. В условиях нарастания радикальных антимонархических настроений Временное правительство в конце июля сочло за благо, чтобы семья бывшего царя покинула Петроград. Керенский 11 августа лично обсуждал этот вопрос с Николаем II и Александрой Федоровной. Их отправили в Тобольск.

Из Тобольска Мария писала Зинаиде Толстой: «Мы живем тихо, гуляем по-прежнему два раза в день. Погода стоит хорошая, эти дни был довольно сильный мороз. А у Вас наверное еще теплая погода? Завидую, что Вы видите чудное море! Сегодня в 8 часов утра мы ходили к обедни. Так всегда радуемся, когда нас пускают в церковь, конечно эту церковь сравнивать нельзя с нашим собором, но все-таки лучше, чем в комнате. Сейчас все сидим у себя в комнате. Сестры тоже пишут, собаки бегают и просятся на колени. Часто вспоминаю Царское Село и веселые концерты в лазарете; помните, как было забавно, когда раненые плясали; также вспоминаем прогулки в Павловск и Ваш маленький экипаж, утренние проезды мимо Вашего дома. Как все это кажется давно было. Правда? Ну мне пора кончать. Всего хорошего желаю Вам и крепко Вас и Далю целую. Всем Вашим сердечный привет».

В Тобольске, как и в Царском Селе, Мария во время прогулок частенько заводила разговоры с солдатами охраны, расспрашивала их и прекрасно помнила, у кого как звать жену, сколько детишек, сколько земли и т. п. Не осознавая опасности, она говорила, что хочет долго и счастливо жить в Тобольске, если бы ей разрешили прогулки снаружи без охраны.

После прихода к власти большевистского правительства страсти вокруг заключенной в Тобольске царской семьи продолжали накаляться. В конце января 1918 года Совнарком принял решение об открытом суде над бывшим царем, причем главным обвинителем должен был выступить Лев Троцкий. Суд должен был состояться в Петербурге или Москве, причем для того, чтобы доставить туда бывшего царя, в Тобольск был направлен комиссар В. В. Яковлев (Мячин).

В апреле 1918 года Мария и Анастасия сожгли свои письма и дневники, опасаясь, что вскоре будет произведен обыск их имущества.

Затем их отправили в Екатеринбург. Инженер Ипатьев получил приказ очистить свой дом к 3 часам пополудни 29 апреля, охрану вначале несли спешно командированные для этого охранники из местной тюрьмы. По приезде арестованных ждал тщательный обыск, причем проверены были все вещи, вплоть до сумочек царицы и великой княжны, велено было также заявить о денежных суммах, бывших в распоряжении у каждого.

28 апреля 1918 года Мария писала сестрам: «Скучаем по тихой и спокойной жизни в Тобольске. Здесь почти ежедневно неприятные сюрпризы. Только что были члены област. Комитета и спросили каждого из нас, сколько кто имеет с собой денег. Мы должны были расписаться. Так как Вы знаете, что у Папы и Мамы с собой нет ни копейки, то они подписали, ничего, а я 16 р. 75 к. кот. Анастасия мне дала в дорогу. У остальных все деньги взяли в комитет на хранение, оставили каждому понемногу, выдали им расписки. Предупреждают, что мы не гарантированы от новых обысков. - Кто бы мог думать, что после 14 месяцев заключения так с нами обращаются. - Надеемся, что у Вас лучше, как было и при нас».

23 мая в 2 часа утра в дом Ипатьева доставлены были и остальные дети, после чего для четырех великих княжон была выделена отдельная комната, а место Марии в спальне родителей занял наследник.

Вечерами Мария играла с отцом в безик или триктрак, по очереди с ним читала вслух «Войну и мир», в очередь с матерью и сестрами дежурила у постели больного Алексея. Ложились спать около 10 часов вечера.

14 июня Мария отметила в доме Ипатьева свой последний, 19-й день рождения. В «Книги записей дежурств Членов Отряда особого назначения по охране Николая II» за этот день сохранилась отметка, что она вместе с Татьяной подступила с просьбой к охранникам позволить ей воспользоваться фотоаппаратом «для того, чтобы доделать пластинки», в чем сестрам было отказано. Тот же день ознаменовался двумя неприятными происшествиями: у одного из охранников пропал «наган», причем обнаружить пропажу так и не удалось; и возле изгороди Ипатьевского дома были арестованы некие «гимназисты братья Тележниковы», пытавшиеся сфотографировать его снаружи. После краткого допроса их отправили в Чрезвычайную следственную комиссию.

Николай записал в дневнике: «Нашей дорогой Марии минуло 19 лет. Погода стояла та же тропическая, 26° в тени, а в комнатах 24°, даже трудно выдержать! Провели тревожную ночь и бодрствовали одетые».

Накануне семья получила два письма от неких «доброжелателей», якобы готовившихся их освободить. Но продолжения эта история не имела.

Тогда же произошло событие, показавшее, насколько Мария смогла расположить к себе красноармейцев: один из них - Иван Скороходов - попытался тайком пронести в дом Ипатьева именинный пирог. Ничем хорошим эта попытка, впрочем, не кончилась, так как он был остановлен патрулем, внезапно явившимся с обыском, и выдворен прочь, навсегда лишившись возможности входа в дом, Мария же получила строгий выговор от старших сестер.

Решение о расстреле Романовых без предварительного суда и следствия было принято Уральским советом. Вопрос о ликвидации Романовых был принципиально решен в первых числах июля, когда стала окончательно ясна неизбежность сдачи Екатеринбурга наступающим антибольшевистским силам, а также ввиду страха перед возможными попытками со стороны местных монархистов силой освободить царскую семью. Не последнюю роль также сыграли активность Чехословацкого корпуса и всеобщие антимонархические настроения, причем стоявшие в Екатеринбурге красноармейские части в открытую угрожали неповиновением и самосудом, если Совет откажется своей властью казнить бывшего царя.

В расстрельную комнату были внесены стулья для императрицы и Алексея, который, после того как ушиб колено, уже некоторое время не мог ходить. В подвал его нес на руках отец. Мария встала позади матери. По воспоминаниям Я. М. Юровского, Романовы до последней минуты не подозревали о своей участи. Юровский ограничился заявлением о том, что Совет рабочих депутатов принял постановление о расстреле, после чего первым выстрелил в бывшего царя. Было около 2 часов 30 минут утра 17 июля. Вслед за тем поднялась общая стрельба, и через полчаса все было кончено.

Как полагают, Мария была убита из «браунинга» № 389965, принадлежавшего М. А. Медведеву-Кудрину, начальнику охраны Ипатьевского дома. Медведев стоял в первом ряду расстрельщиков, между Никулиным и Юровским. Сам он возлагал вину в том на Ермакова и рассказывал о том, что вначале ему была предназначена Татьяна, но после долгих споров он выговорил себе разрешение стрелять в царя и действительно опередил в том Юровского. После первого залпа, если верить ему, Мария, оставшаяся невредимой, бросилась к запертой двери и какое-то время дергала ее, пытаясь открыть. Это привлекло внимание Ермакова, разрядившего в нее свой пистолет.

Юровский и Медведев расходятся между собой в вопросе, была ли она убита сразу - так, Медведев отвечал утвердительно, Юровский же в своих воспоминаниях рассказывал, будто после первых выстрелов в грудь все четыре девушки остались живы, их спасли зашитые в корсеты драгоценности.

Сохранились также свидетельства, что подобно младшей сестре - Анастасии, когда в комнату вошли люди, призванные вывезти трупы расстрелянных в лес у старой Коптяковской дороги, Мария вдруг села на полу и закричала. Ее и сестру не удалось заколоть штыками, и потому расстрельщикам пришлось заканчивать свое дело выстрелами в голову.

После расправы от Марии осталось несколько книг:

- Роман В. П. Авенариуса «На Париж» («для детей и юношества») - вторая часть дилогии, посвященной событиям 1812 года. На оборотной стороне обложки сохранилась надпись: «М. Н. Елка 1913 от П. В. П.»;
- Книга для «наглядного обучения иностранным языкам». На обертке с внешней стороны осталась надпись: «Marie»;
- Учебная книга «Отблески» Попова. Надпись на оберточном листе: «М. Н. 1910»;
- Книга «The role and the ring» на английском языке, в зеленом переплете.

Великая княжна Мария Николаевна

В августе 2007 года в Поросёнковом логу близ Екатеринбурга были обнаружены обгорелые останки, первоначально идентифицированные как останки Алексея и Марии. В 2008 году генетический анализ, проведённый экспертами в США, подтвердил, что найденные останки принадлежат детям Николая II.

Останки Марии и ее брата Алексея с 2011 года временно находились в Государственном архиве Российской Федерации, с декабря 2015 года переданы на временное хранение в Новоспасский мужской монастырь Москвы. Однако в Петропавловском соборе установлена плита-кенотаф с именем Марии Николаевны рядом с захоронениями ее сестер и родителей.

8 июля 2015 года Дмитрий Медведев подписал распоряжение о подготовке перезахоронения цесаревича Алексея и великой княжны Марии.

В 1981 году Мария Николаевна была канонизирована Русской православной церковью заграницей в лике мученицы.

На Архиерейском соборе Русской церкви в 2000 году царская семья была причислена к лику страстотерпцев в составе Собора святых новомучеников и исповедников Российских. Окончательное решение было принято 14 августа того же года. Мученице Марии Николаевне в настоящее время приписывается чудо исцеления, которое она явила некоей сербской девушке, не пожелавшей назвать свое имя.

Лже-Марии

Секретность, которой была окружена жизнь Романовых в Ипатьевском доме, попытки властей скрыть правду о расстреле и захоронении членов царской семьи - все это не могло не породить волну слухов, будто кому-то из них или всей семье удалось неким образом спастись от расстрела, не то будучи похищенными или подмененными, не то в результате успешного побега или же тайного правительственного договора с зарубежными странами.

Эти слухи появились сразу после расстрела, причем официальное объявление о казни бывшего царя и членов его семьи никоим образом не могло поколебать тех, кто упорно желал верить в обратное, и эта вера, конечно же, не могла не вызвать появления всевозможных лже-Романовых - в большинстве случаев, откровенных мошенников.

Многократно появлялись сообщения «очевидцев», не то видевших «спасшихся Романовых», не то слышавших об их появлении в том или ином месте. В частности, жительница Перми Наталья Мутных, сестра тогдашнего секретаря Уральского облсовета, показала, будто царица вместе с тремя дочерьми была тайно вывезена в Пермь и помещена вначале в доме акцизного управления, затем ночью переведена в подвал дома Березина. Свидетельница уверяла, что ей и секретарю Зиновьева Анне Костиной удалось однажды увидеть пленниц.

Первый документированный случай появления лже-Марии приходится на 23 января 1919 года, когда в одной из польских деревень появилась неизвестная, называвшая себя Аверис Яковелли и старательно избегавшая вспоминать о своем прошлом. Соседи в скором времени «узнали» в ней Марию Николаевну - сама же она не подтверждала и не опровергала этих слухов. Немногие приверженцы «царского происхождения» Яковелли уверяли, будто бы почерковедческая экспертиза, выполненная после ее смерти в 1979 году, «доказала» одинаковость ее почерка с сохранившимися дневниковыми записями Марии Николаевны. Еще одним «доказательством» служит то, что сын Яковелли по имени Николай умер от гемофилии.

«Претендентка» умерла в 1979 году в Швейцарии, так и не раскрыв своего подлинного имени и происхождения. На ее могильной плите высечена надпись «Maria Romanov 1899-1979».

Еще одной зарубежной Марией выступила в начале 1920-х годов Алисон Каброк, объявившая в Японии о своем «царственном происхождении». Самозванку никто не принял всерьез, так как внешне она ничем не напоминала Марию Николаевну. Алисон Каброк подверглась осмеянию и в 1922 году вынуждена была покинуть страну. Она дожила свой век в Неаполе и умерла в 1976 году.

В 1923 году уже в Советской России Екатеринбургским ОГПУ было арестовано сразу 18 человек, выдававших себя за царя, царицу, великих княжон, неизвестного «князя Михаила» и даже «Гришу непростого рода». Как выяснилось позднее, за Марию выдавала себя бывшая монахиня Екатерина Шангина-Бочкарева, рассказывавшая всем, кто желал ее слушать, что царь сумел выехать за рубеж, а наследник отправлен в Читу под чужой фамилией, где уже успел окончить школу. Самозванка была арестована ЧК и расстреляна в 1937 году.

Еще одна лже-Мария появилась в 1926 году в селе Макарьевском Бийского округа. Настоящее имя самозванки было Евдокия Михайловна Чеснокова. В Бийске на квартире Михаила Павловича Горленко, руководителя местной общины иоаннитов, она встретилась с самозванцем Алексеем Щитовым, объявлявшим себя «чудесно спасшимся наследником престола». Авантюра могла кончиться не начавшись, так как «брат» с «сестрой» не узнали друг друга, причем «Алексей» даже выразил сомнение, что стоявшая перед ним девушка «царского рода». Впрочем, ей достаточно быстро удалось найти выход из положения, уверив «брата», что она побывала под арестом в Алтайском ГПУ, где ее подвергли издевательствам - среди прочего, выбив передние зубы и отрезав одну грудь.

Вероятно, самозванка обладала достаточным красноречием, чтобы убедить присутствующих в своей правоте. В дальнейшем, когда у нее появился жених «великий князь Владимир», Евдокия Чеснокова полностью взяла на себя руководство дальнейшими действиями. Под предлогом поездки в английское консульство в Москве она сумела получить от своих приверженцев 80 рублей и паспорт на имя Евдокии Малюгиной. Вместо Москвы мошенники отправились в Вятку, где «открылись» в своем царском происхождении настоятельнице Сычевского монастыря Раисе Синкевич. Та уговорила их задержаться в Сычевке, где для «цесаревича» был изготовлен фальшивый паспорт на фамилию Доескурдатье. Монашки собирали в помощь «царским детям» продукты, одежду, деньги. Наконец, «цесаревич» с 50 рублями вернулся в Барнаул, «Мария Николаевна» вместе с «князем Михаилом» отправилась далее в Ржев, где, зарегистрировав брак с ним в местном загсе, родила ребенка.

2 февраля 1926 года все члены мошеннической группы были арестованы. По т. н. «делу князей» проходили 40 обвиняемых и 17 свидетелей. Решением коллегии ОГПУ «великая княжна Мария Николаевна, она же Ковшикова, Чеснокова и Малюгина, 1902 года рождения, из мелких дворян, живших в Польше, малограмотная» была приговорена к расстрелу.

Наибольший интерес вызвала к себе Чеслава Шапска, чей внук Алексис Бримейер до самой смерти в 1970 году отстаивал свои «права», требуя возвращения себе среди прочего российской императорской короны. Если верить ему, то, по воспоминаниям бабушки, расстреляны были только царь, наследник и слуги, а вся женская часть семьи Романовых тайно вывезена за границу.

Шапска якобы признавала «сестрами» Маргу Бодтс (с которой действительно встречалась; хотя стоит иметь в виду, что эта лже-Ольга весьма критически относилась к самозванным Романовым, уверяя, что «кроме нее никому не удалось спастись»), Маргариту Линдсей и, конечно же, Анну Андерсон.

В начале XXI века продолжали отстаивать свои «права» на императорское имущество и российскую корону потомки еще одной претендентки - Марии Марти, умершей в Аргентине. Их легенда также сводится к тайному сговору между Советским правительством и зарубежными странами, причем о судьбе остальных Романовых они хранят полнейшее молчание. «Доказательствами» в этом случае выступают «бросающееся в глаза внешнее сходство» и также почерковедческая экспертиза, которая, по словам наследников, «с неопровержимостью определила» одинаковость почерков их покойной матери и Марии Николаевны Романовой.

Оживленную дискуссию в прессе вызвал рассказ некоего Луиса Дюваля о его «приемной бабушке», неизвестно откуда появившейся в Южной Африке в сопровождении человека по имени Френк и затем вышедшей за него замуж. Эта Алина, также отказывавшаяся наотрез назвать свое подлинное имя и происхождение, была русской, причем «знатного рода». Она умерла в 1969 году, а в 1993 году, когда в прессе оживленно обсуждалась возможная участь царской семьи, Луис Дюваль вдруг вспомнил о многих мелких деталях, «совершенно убедивших его, что речь шла об одной из царских дочерей». Останки Алины были эксгумированы и отправлены в Англию, где эксперты дали осторожное заключение, что найдено «определенное сходство» между Алиной и Марией Николаевной. ДНК-анализ не мог быть выполнен, так как в жарком климате Южной Африке тело совершенно разложилось, и ткани были сильно загрязнены внешними включениями. Впрочем, Луис Дюваль отнюдь не собирается отказываться от своей теории и разыскивает двух сыновей Алины, которые могли бы снабдить его генетическим материалом.

При этом сообщения о генетической экспертизе останков Романовых всеми претендентами игнорируются как произвольные или фальсифицированные.

последнее обновление информации: 17.07.2020