<<< Пролеев. Энциклопедия пороков.
Влюбленность, это настолько хорошо, что даже самовлюбленность не может быть чем-то плохим. Влюбленный в себя со всех сторон окружен собою. В каждом поступке или жесте ближнего он видит собственное отражение. Во всем, что совершается, он усматривает направленность на себя и искренне недоумевает, когда события обнаруживают свой собственный, к нему не относящийся смысл.
Влюбленный в себя как будто находится в зеркальной комнате. Все, что его окружает, превращается в его глазах в зеркало. Его отношение к миру весьма незатейливо: он сердится, если "зеркало", как он полагает, выставляет его безобразным или неприметным; он радуется и торжествует, если оно показывает прекрасный облик.
Вообще способность торжествовать и восхищаться развита в самовлюбленной личности необычайно. Раз усвоив, что в радости и веселье человек наиболее пригож, влюбленный в себя инстинктивно стимулирует в себе эти душевные состояния. Раб своей страсти, он не может не восхититься собой, даже когда все остальные угрюмы; а значит у него всегда готов повод к радостному настроению. Ведь ничто не воодушевляет нас больше, чем собственное преуспеяние.
Любование собой оборачивается недовольством теми, кто может затмить себялюбца. Ревнивое чувство просыпается в самовлюбленном человеке: он негодует, приходит в ярость и исступление, бессознательно или намеренно начинает мстить. Однако такого рода злобствования не бывают продолжительны. Ведь злобное состояние -- вещь тяжелая, неуютная, а злонамеренность требует от личности немалой жертвенности и способности отдать себя на нелегкое дело мести, подлости или клеветы. Себялюбец же не способен даже ради самого себя превратить себя же в средство.
Так, пусть в своекорыстном виде, себялюбивая личность великолепным образом утверждает идею самоценности человека. Тем самым себялюбец преподносит замечательный урок всем, кто превращает человека в средство достижения других целей, в простую составляющую иных, более "значительных" процессов. Нет, себялюбец не таков, его природа глубоко гуманистична. Он не может отрешиться от безусловной значимости собственного "я", всему остальному придающего меру и значение. И потому мы вправе назвать жизнь самовлюбленного человека подвижническим утверждением идеала самоценности личности. Не другим внушает себялюбец достоинство этого величественного идеала; в себе самом, в собственной жизни воплощает он его. Это редкий в наше время пример единства слова и дела, идеи и действительности.
Самовлюбленность -- безрассудное, раскованное, шальное проявление любви к себе. Это вольный всплеск упругого любовного чувства. Для душевного здоровья человека полезно чуточку любоваться собой. Тогда всякое дело выходит у него лучше, сам он становится любезнее и окружающим, право, такой человек приятнее буки. Ведь так?
Перед любовью, как известно, благоговеют все моральные мыслители. Правда, каждый вкладывает в нее свое содержание и производит на свет собственный вид любви. Здесь найдем мы и "любовь небесную", и "любовь-страсть", и "любовь платоническую", и "любовь к божеству", и даже "любовь-божество". Невероятное обилие обличий у любви! Однако на одном, пожалуй, сойдутся все здравомыслящие люди: способность любить не может появиться, а если и появилась, то не сможет развиться, а если и развилась, то неминуемо зачахнет без любви человека к самому себе. Правда, любовь к себе -- сложное, неоднозначное чувство. Я не рискну отождествить с ним самовлюбленность, так же как не отважусь назвать любящего себя -- себялюбцем.
Любовью к себе человек утверждает свою гордость и личное достоинство; любовью к себе он открывает простор проявлению своих талантов, а если они скромны, то побуждает себя к упорному труду, который разовьет даже незначительные задатки. Любовь к себе делает личность углубленной, душевно богатой, интересной для других. Умеющий любить себя не только сам интересен, он -- и только он -- способен по-настоящему любить другого: ближнего, дальнего, друга, встречного, свой народ, человечество. Однако любовь -- непростое, своенравное чувство, как никакое другое проясняющее все черты человеческой натуры, и я не хочу мимолетным упоминанием упрощать его. Потому прерву свое описание и продолжу его молчанием, которое каждый сможет заполнить по своему усмотрению.