Подлость

Подлость - царица пороков. Она властвует над ними и получает в каждом из них свое особое, прихотливое выражение. "Порочный" и "подлый" - почти синонимы. Их различие - это отличие сущности от многообразия явлений, в которых она себя выражает. Встреча с подлостью всегда - поворот судьбы. И как всякое событие, решающее судьбу, подлость сколь ясна, столь и загадочна; она вопиюща, и в то же время молчаливо, хранит свою тайну. Она одновременно отвратна и интригующа. Чье сердце не сожмется при виде ее отталкивающей притягательности?

Довольно редко нам приходится в жизни испытывать сильные, охватывающие все наше существо чувства. Подлость же неизменно дарит нам эти редкостные ощущения: пронизывающие все тело, рвущие душу, вызывающие боль и негодование, помрачающие разум. Вся страстность человеческой натуры проявляется в отношении к подлости.

Однако постойте... Как становятся коварны, просто-таки подлы слова, когда речь заходит о подлости! Вот я сказал: "Вся страстность личности проявляется в отношении к подлости", и сам того не желая солгал. Ведь подлость - то состояние жизни и души, которое не может остаться вне нас: ему нельзя быть просто свидетелем и к нему, следовательно, нельзя отнестись внешним образом. Подлость втягивает в свой оборот каждого, и нельзя сказать, "там" и "тот" творит подлость, поскольку констатируя это и ничего не предпринимая, сам тут же оказываешься подл. Следовательно, подлость всегда обнаруживается не "там", а "здесь". Она всегда стоит перед нашими глазами: "здесь", а не в "ком-то", в границах собственной нашей жизни.

Подлый поступок покушается не только на того, кто становится его непосредственной жертвой. Не в меньшей мере он затрагивает достоинство как самого подлеца, так и любого другого человека. Где бы ни возникла подлость - собственным твоим поступком или случившимся с тобою происшествием, стал ты ее источником или страдаешь от ее последствий, в любом случае она - твоя личная проблема. Однажды попавшая в поле зрения, подлость тут же становится нашим обременительным достоянием - неотступным нравственным испытанием. Подлость оставляет каждого наедине с самим собой, "перед лицом собственной совести", требуя морального выбора.

Исступленное всеобщее неприятие подлости и та крайняя степень отвращения, которой сопровождаются ее проявления, внушает невольное уважение к ней. Ведь что еще может вызвать столь сильные и стойкие чувства? Неистовство влюбленного, гордость творца своим шедевром, самоотверженность матери - не более сильные переживания, нежели вызываемые подлостью. Она - источник человеческих страстей, а страсти - это то, что наполняет пульс человеческой жизни.

Если бы достоинство личности заключалось в следовании системе наилучших норм поведения, тогда путь к порядочности был бы прям и ясен. Однако прихотливость жизни ставит человека в ситуации, где ему негде положиться ни на кого, кроме как на себя. Очень часто личность скрывается от тяжести этого самоопределения за общепринятыми правилами, и просто поразительно, сколь часто обнаруживается чудовищная подлость в самом правильном поведении. Мне даже кажется, что только человек, привыкший вести себя с неукоснительной правильностью, способен на вопиющую подлость. Порядочные и добросовестные люди совершают подлые поступки отнюдь не реже, чем люди взбалмошные, необязательные, легкомысленные. Подлость последних, я бы сказал, не столь обременительна и упорна; в том, что они привыкли к неправильности своего поведения, кроется спасительная уступчивость; их подлость менее прочна и последовательна.

Не то человек правильный, положительный. Его поведение может быть самым что ни на есть подлым, а он даже не заподозрит этого. С неколебимой неуступчивостью он будет совершать все более низменные поступки, пребывая в святой уверенности, что он поступает если и не благородно, то уж во всяком случае правильно.

А что такое эта правильность, которой гордится тот, кто любит по поводу и без повода подчеркнуть свою порядочность? Не более чем система заповедей, которые претендуют на абсолютность и истинность лишь потому, что считаются естественными и общепринятыми. Но назовите мне хоть один принцип человеческого общежития, который бы неукоснительно соблюдался во всех случаях жизни? Такового не найдется, даже если переворошить всю историю человечества. Во всяком нравственном постулате кроется невидимый изъян, жизнь готова каждую норму обернуть ее противоположностью и там, где ожидали блага, вдруг является зло.

Крайности, как известно, сходятся. И подчас в уничтожающих оценках подлости, в глубоком отвращении ею, мне чудится некое проявление тайной преступной любви. Человек, я убежден, испытывает загадочную склонность к ситуациям, которые ставят его в крайнее жизненное положение. На острых гранях бытия и небытия личность должна проявить себя прямо и непосредственно. Здесь невозможно скрываться за приобретенным положением и теми средствами самоутверждения, обладателем которых ты заслуженно или незаслуженно стал. В предельных ситуациях бытия человек наг, непосредствен и не может располагать ничем, кроме самого себя, собственных качеств души и тела. Он сам, проявляясь в полноте и подлинности своей натуры, ведет событие к тому или иному исходу. Поэтому в крайних жизненных ситуациях человек находит истину себя, неприкрытая откровенность которой унижает или возвышает его дух. "Каков я?" - будто спрашивает человек у жизни, и нет для него важнее вопроса. "Ты - таков", получает он ответ из событий, в которых он обнажен, открыт и полагается только на себя, сам себе, предписывая образ действий и выбор.

Подлость и есть такое превращение бытия, которое ставит человека в предельные ситуации. От подлости нельзя отмежеваться, вне ее нельзя стать, от нее не охранит ни насмешка, ни гнев, ни самое увесистое социальное положение. Подлость - тот огонь, который сжигает все одежды человека и ставит его, обнаженного, на грань бытия и небытия.

Та буря чувств, которая разыгрывается в человеческой душе при соприкосновении с подлостью, вовсе не есть, как явствует из вышеизложенного, негодование по поводу чего-то внешнего. Подлостью люди соединены вернее, чем другими узами; именно к подлости нельзя оставаться посторонним, ибо, повторим, игнорируя ее, ты сам неминуемо оказываешься подл. И потому проявления подлости образуют смысловой центр нравственного мира. Без подлости и ее разъедающего всякую обособленность воздействия нравственность скоро выродилась бы в доктринерство и схоластику. Как, между прочим, и случалось со многими моральными системами.

Подлость - тот эфир зла, наилегчайшая и всепроникающая субстанция порочности, которая пронизывает собой все события жизни и проявления человеческой натуры. Всякая моральная система стремилась прельстить человеческую душу "землей обетованной" - той совокупностью норм и способов действий, следуя которым человек оказывается благ и непогрешим. Границами этого священного непотопляемого острова мы отмежевываемся от бушующего вокруг нас жизненного моря, представляя себе пороки и прегрешения человеческой души в виде отвратительных чудовищ, живущих в глубине неспокойной стихии. Так оно и было бы, не существуй спасительной подлости, которая не позволяет никому отгородиться от порочного мира собственной добродетельностью. Испарения поднимаются с поверхности моря, призраки являются на счастливый остров, тяжелые сны овладевают обитателями блаженного места. И нет от них избавления.

Метафорами подлости являются эти образы, неотступность жизни выражают они. Каждый претерпевает собой все зло мира, и нет в порочном мире - беспорочного человека. Утверждая эту истину, подлость понуждает добро быть деятельным, непритязательным, скромным, участливым. Кичливость, нередко овладевающая очень сильными и на редкость добродетельными людьми, испаряется благодаря дыханию подлости. Неизбавимость мира от подлости придает всем нравственным усилиям смысл.

Из изложенного должно быть ясно, почему мне кажется, что человеческая душа испытывает инстинктивное тяготение к подлости. Только в подлости личность обретает свое лицо и открывает, что она есть. Тот же, кто никогда не претерпел подлости, кто никогда не пережил ее в себе - тот мертв, тот никогда не жил.