Наглость

Справедливо говорят: наглость -- второе счастье. А когда нет счастья первого, естественного, тогда наглость вдвойне дорога.

Поведение наглого человека выглядит вызывающим и обращает на себя искреннее возмущение и негодование окружающих. Однако на деле наглость не более, чем синоним человеческого самоутверждения и самостоятельности.

Когда человек не сообразуется с внешними условиями, когда не смиряет свою волю согласно с обстоятельствами, когда не следит за тем, чтобы выражение его лица совпало с мимикой остальных лиц -- тогда его называют наглым. Но осуждение ли это?

Вдумайтесь в нелепость фразы: "Он ведет себя вызывающе". Ею чаще всего определяют наглеца, однако, что за смысл в ней заключен? Кто поймет, что же в данном случае "вызывается": смех, слезы, радость, гнев или благодарность? Один лишь нелепый диктат видится за этим грамматически бездарным, оборванным выражением. В нем заявляет себя деспотическое стремление: всем и вся предписать определенное место, причем на совершенно непонятных и произвольных основаниях. Отвергая этот диктат, наглость выступает против конформизма, косности и нерассуждающего повиновения. Разве не это качество требуется сейчас, в эпоху пробуждения личной свободы?

Наглость вызывает в нас протест, и вызывая его, она выманивает из теплой пещеры тела нашу истинную сущность. И если в ответ наглому выкрику раздается только подобострастное эхо, или стыдливо молчит пустота -- не узнаем ли мы тогда о себе нечто малоприятное, но немаловажное для дальнейшей жизни? Наглость служит символом дерзания и неукротимости; оттого именно в проявлениях наглости лучше всего видна природа человеческого материала, сущность людей. Встречаясь с заключенным в наглом существовании вызовом, мы лучше понимаем себя и учимся быть сами собою. Не к этому ли стремится каждый? А раз так, то встречу с наглецом можно смело назвать необходимой частью нашего личностного становления.

Противоположность наглеца -- человек вежливый, терпеливый, обходительный. Однако всегда ли присущее наглецу противоположное стремление "ни с чем не считаться" заслуживает осуждения? Спору нет: обходительный человек, умеющий сообразовываться с принятыми в общении нормами и правилами поведения, никогда не преступающий меру дозволенного и стремящийся не вызвать неудовольствия окружающих, производит самое благоприятное впечатление. Однако в таком поведении одновременно таится невольное коварство. Ведь обходительный и деликатный своей манерой держаться поневоле внушает всем, с кем имеет дело, что таковы они должны быть. Он никогда не возбудит ни в ком опасений, не заставит другого задуматься: "А прав ли я? Вполне ли я справедлив? Правильно ли поступаю?" Всех оставляет в приятной безмятежности деликатная личность, тогда как, может быть, пора бить тревогу, усомниться в собственном "я", отбросить все привычное, превзойти себя и решительно перемениться. Именно наглец, органично неспособный считаться с общепринятым, выполняет эту возбуждающую функцию, которая нередко приносит немалую пользу.

Хотя наглецы пользуются сомнительной славой людей, умеющих устроиться в жизни, однако часто наглость бескорыстна и вырастает из вполне благородных побуждений души. Ведь нередко проявления наглости -- это просто буйство заключенной в человеке силы, не желающей мириться с тесными или вовсе отжившими предписаниями извне.

Наглым является всякое стремление к независимости. Представим, в какую беду попал бы мир, исчезни наглость. Ведь если бы люди не преступали меру положенного, тогда ничего не менялось бы от века: не родились бы необычайные произведения искусства, не свершились бы революции, не появились бы неожиданные, меняющие жизнь открытия. Мир замер бы в косности, смирении и недвижности, не будь живительной наглости!