Возраст: 220 (со дня рождения)
Возраст смерти: 59 лет
Княгиня Мария Николаевна Волконская (урожденная Раевская). Родилась 22 июля (3 августа) 1804 года в местечке Каменка Чигиринского уезда Киевской губернии - умерла 10 августа 1863 года в поместье Воронки Черниговской губернии. Российская аристократка, жена декабриста Сергея Волконского. В сибирской ссылке провела около тридцати лет. Автор мемуаров.
Мария Раевская родилась 22 июля (3 августа по новому стилю) 1804 года в местечке Каменка Чигиринского уезда Киевской губернии. По другим данным родилась 25 декабря 1805 (6 января 1806) года.
Отец - Николай Николаевич Раевский (1771-1829), русский полководец, герой Отечественной войны 1812 года, генерал от кавалерии (1813). За тридцать лет безупречной службы участвовал во многих крупнейших сражениях эпохи. После подвига под Салтановкой стал одним из популярнейших генералов русской армии. Борьба за батарею Раевского явилась одним из ключевых эпизодов Бородинского сражения. Участник «Битвы народов» и взятия Парижа. Член Государственного совета (1826). Был близко знаком со многими декабристами. Дружбой с Раевским гордился А.С. Пушкин.
Мать - Софья Алексеевна Раевская (урожденная Константинова; 1769-1844), внучка М.В. Ломоносова. Кавалерственная дама ордена Святой Екатерины (1813).
Кроме Марии в семье было три сына и четыре дочери: Александр (1795-1868) - полковник, камергер; Екатерина (1797-1885) - фрейлина, вышла замуж за декабриста М. Ф. Орлова; Николай; Николай (1801-1843) - генерал-лейтенант, участник Кавказских войн, основатель Новороссийска; Елена (1803-1852) - фрейлина; Софья (12.06.1805-20.08.1806) - умерла во младенчестве; Софья (1806-1883) - фрейлина.
Ее детство прошло в Петербурге, Киеве, украинских имениях - семья часто переезжала. Как и все дети Раевских, Мария получила домашнее образование. Она была отличной пианисткой, обладала прекрасным голосом, пела почти профессионально и особенно любила итальянскую музыку. Знала французский и английский языки. Русским языком владела значительно хуже, поэтому всегда писала по-французски. В более поздние годы она пыталась восполнить этот пробел в своем образовании, но безуспешно.
С юных лет Мария пристрастилась к чтению серьезных книг, особенно интересовалась историей.
С семьей Раевских еще с 1817 года хорошо был знаком А.С. Пушкин. Особенно он сдружился с Раевскими в совместной поездке на Кавказские Минеральные Воды во время своей южной ссылки. Пушкин вместе с Раевскими был два месяца на водах, с ними уехал в Крым и три недели провел в Гурзуфе.
Личная жизнь Марии Волконской:
В начале 1820-х дом Раевских стал посещать Густав Олизар, бывший в то время киевским губернским маршалом (предводителем дворянства). Он увлекся Марией, превратившейся на его глазах из «малоинтересного подростка» в «стройную красавицу, смуглый цвет лица которой находил оправдание в черных кудрях густых волос и пронизывающих, полных огня очах». В 1823 году Олизар сватался к Раевской, но получил от ее отца отказ. В письме к Олизару Николай Николаевич объяснял его «различием народности и религии», выражал сожаление и надежду, что Густав продолжит и далее посещать их дом. Олизар уехал в свое крымское имение, он, по словам Щеголева, «тосковал и писал сонеты о своей безнадежной любви», называя в стихах Марию Амирой. Позднее он возобновил знакомство с Раевскими и в 1828 году просил руки сестры Марии Елены. Из письма Раевского-старшего сыну Николаю известно, что Олизара отвергла сама Елена, тогда как отец, по собственному признанию, не отказал бы ему.
По словам самой Марии Волконской, в юности вдохновила Пушкина на создание знаменитых строк из первой главы «Евгения Онегина». Пушкин, наблюдая во время путешествия на юг за ее детской игрой с волнами, излил свою тайную любовь в тексте романа.
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Ее заявление часто воспроизводится в популярных книгах о Пушкине. Выдвигалась гипотеза, что Мария была безответно влюблена в Пушкина и стала прототипом Татьяны Лариной, а эпизод с письмом Татьяны Онегину якобы имеет под собой биографическую основу и произошел осенью 1823 года в Одессе, во время пребывания там Раевских.
В советское время версия о любви Пушкина к Марии Раевской обрела огромную популярность, так как совпала с господствующим направлением в пушкинистике, представляющим поэта последовательным противником царского режима. Любовь к женщине, ставшей олицетворением оппозиции самодержавию, жене декабриста, последовавшей за ним в ссылку, выглядела «идеологически оправданной».
В разных публикациях Марию Раевскую-Волконскую называли адресатом и вдохновительницей таких его стихотворений, как «Редеет облаков летучая гряда...» (1820), «Таврида» (1822), «Ненастный день потух...» (1824), «Буря» («Ты видел деву на скале...»), «Не пой, красавица, при мне» и «На холмах Грузии лежит ночная мгла...».
Марию называли «утаенной любовью» поэта, к которой он обращался в своем посвящении, предваряющем «Полтаву». Предположение основывалось на стихотворной строке из черновика посвящения («Сибири хладная пустыня»), что якобы указывало на Волконскую, находившуюся в 1828 году в Чите.
В то же время исследователи, отвергающие кандидатуру Раевской-Волконской на роль «утаенной любви», указывают на слишком юный возраст Марии в пору южной ссылки Пушкина, на отсутствие необходимости скрывать любовь к ней, а также на мимолетность и случайность их общения в последующие годы.
Муж - Князь Сергей Григорьевич Волконский 4-й (1788-1865). Рюрикович, из 2-й ветви княжеского рода Волконских. Сын князя Г. С. Волконского (1742-1824) - генерала от кавалерии, оренбургского генерал-губернатора, члена Государственного совета. Генерал-майор, бригадный командир 19-й пехотной дивизии (1825). Герой Отечественной войны 1812 года. Декабрист.
Князь Сергей Волконский посватался к Марии в середине августа 1824 года через Михаила Орлова. Это было тяжелое время для Раевских, находившихся на пороге разорения. Мария приняла предложение Волконского по настоянию отца, считавшего, что эта партия принесет «блестящую, по светским воззрениям, будущность» дочери.
В начале октября Волконский приехал в Киев, помолвка состоялась 5-го числа того же месяца. Свадьбу сыграли в Киеве 11 января 1825 года. В исследовательской литературе встречается утверждение, что перед венчанием старший Раевский заставил подписать Волконского обещание оставить «антигосударственную деятельность», и будущий зять без колебаний подписал бумагу, однако слова своего не сдержал. Но, возможно, это всего лишь легенда.
Молодые супруги провели медовый месяц в Гурзуфе, вместе они были и последующие три месяца. Между Марией и мужем не было согласия: она жаловалась братьям и сестрам на поведение Волконского, который был иногда резок, избегал ее и даже был «несносен». Впоследствии Щеголев писал: «Мы знаем, что духовной, интимной близости не было ни между женихом и невестой, ни между мужем и женой».
Вскоре Мария заболела и с матерью и сестрой Софьей уехала в Одессу на морские купания. В то время она уже была беременна. Осенью Волконский привез жену и ее сестру Софью в Умань, сам же отправился в Тульчин, где располагался штаб 2-й армии. Мария тосковала в разлуке с мужем - она писала Волконскому: «Не могу тебе передать, как мысль о том, что тебя нет здесь со мной, делает меня печальной и несчастной, ибо хоть ты и вселил в меня надежду обещанием вернуться к 11-му, я отлично понимаю что это было сказано тобой лишь для того, чтобы немного успокоить меня, тебе не разрешат отлучиться. Мой милый, мой обожаемый, мой кумир Серж! Заклинаю тебя всем, что у тебя есть самого дорогого, сделать все, чтобы я могла приехать к тебе, если решено, что ты должен оставаться на своем посту».
В браке родились дети:
- Николай (2 января 1826 - 17 января 1828);
- Софья (родилась и умерла 1 июля 1830);
- Михаил (10 марта 1832 - 7 декабря 1909);
- Елена (28 сентября 1835 - 23 декабря 1916); в первом браке (15.09.1850) Молчанова, во втором (осень 1858) - Кочубей (в браке сын Михаил), в третьем - Рахманова.
По воспоминаниям Марии Николаевны, в конце декабря 1825 года Волконский неожиданно приехал в Умань. Он сообщил жене об аресте Пестеля, однако не объяснил, что случилось. Волконский увез жену в имение ее родителей в Киевской губернии Болтышку и «немедленно уехал». О событиях 14 декабря Мария Николаевна ничего не знала. Она родила сына Николая 2 января 1826 года и проболела около двух месяцев. Роды были тяжелыми: по свидетельству Марии, отец и мать спорили, как ей лучше рожать - в кресле или кровати. «Как всегда» (биографы Марии Николаевны особо обращают внимание на это замечание, как доказательство того, что в семье все решал отец), последнее слово осталось за Николаем Николаевичем, и Мария мучилась в кресле. Доктора не было, крестьянка, назвавшаяся акушеркой, все время молилась, стоя на коленях в углу, вместо того, чтобы оказать помощь роженице.
Раевские все время болезни Марии скрывали от нее арест мужа, на все вопросы отвечая, что тот находится в Молдавии. Узнав о случившемся, Мария немедленно написала мужу в Петропавловскую крепость: «Я узнала о твоем аресте, милый друг. Я не позволяю себе отчаиваться... Какова бы ни была твоя судьба, я ее разделю с тобой, я последую за тобой в Сибирь, на край света, если это понадобится, - не сомневайся в этом ни минуты, мой любимый Серж. Я разделю с тобой и тюрьму, если по приговору ты останешься в ней».
8 марта 1826 года она писала брату Александру: «Не его арест меня огорчает, не наказание, которое нас ожидает, но то, что он дал себя увлечь, и кому же? Низким из людей, презираемым его beau-père [тестем], его братьями и его женой...».
Мария восприняла неудачное начало своей семейной жизни как результат того, что Волконский был вынужден скрывать от нее правду. Так как между супругами уже не было недоговоренности, она «брала реванш» за первые месяцы брака.
Оправившись от последствий родов, вместе с сыном Николаем, Волконская отправилась в Петербург, чтобы увидеться с мужем. По дороге в столицу Мария остановилась в Белой Церкви у тетки отца, графини Браницкой (в ее поместье «были хорошие врачи»), и оставила там ребенка.
Мария Волконская с сыном
В Петербурге в то время, кроме Раевского-старшего, находился и ее брат Александр, а следом за Марией приехали мать и сестра Софья. Николай Николаевич вскоре возвратился в свое поместье через Москву, где увиделся с дочерью Екатериной и успокоил ее насчет судьбы мужа - Михаила Орлова, давно отошедшего от декабристского движения, однако положение его другого зятя было серьезным.
Александр Раевский, оставшийся в Петербурге следить за ходом следствия, постарался, чтобы до Марии доходила только часть информации: это было продиктовано и беспокойством членов семьи о состоянии ее здоровья, и их желанием поскорее удалить ее из столицы. О том, что брат перехватывал письма, адресованные ей, и препятствовал ее встречам с родственниками других декабристов, Мария узнала значительно позже, уже живя в Сибири.
Александр добился разрешения на свидание сестры с мужем и в то же время просил Бенкендорфа поручить А. Орлову предварительно увидеться с Волконским и потребовать, чтобы тот не распространялся «о степени виновности, которая тяготеет над ним». Волконскому писала и мать Марии, просившая о «сдержанности», так как ослабевшая от болезни дочь могла «потерять рассудок». Он должен был также убедить жену вернуться к сыну и ждать окончания следствия. Только на этих условиях Раевские соглашались на встречу Марии с мужем. В это же время в записке, которую ему удалось передать своей сестре Софье Григорьевне, Волконский сообщал, что некоторые из жен арестованных уже получили разрешение следовать за своими мужьями: «Выпадет ли мне это счастье, и неужели моя обожаемая жена откажет мне в этом утешении? Я не сомневаюсь в том, что она с своим добрым сердцем всем мне пожертвует, но я опасаюсь посторонних влияний, и ее отдалили от всех вас, чтобы сильнее на нее действовать».
17 апреля было получено разрешение на свидание, однако Мария не знала об этом: родные ждали окончания переговоров Орлова с Волконским и лишь 20 апреля поставили ее в известность. Супруги увиделись вечером 21 апреля на квартире коменданта Петропавловской крепости в присутствии врача и самого коменданта, который должен был прервать свидание, «если Волконский выкажет слабость».
«Все взоры были обращены на нас», - напишет позднее Мария Николаевна, Волконские «ободряли друг друга, но делали это без всякого убеждения». Выполняя предписания Раевских, Волконский ничего не говорил о своем деле и просил жену поскорее вернуться к сыну. Они сумели обменяться платками, возвратившись домой, Мария обнаружила лишь «несколько слов утешения», написанные на одном из его углов.
24 апреля 1826 года Мария уехала из Петербурга в Москву, к сестре Екатерине. В Москве с Волконской пожелала увидеться императрица Мария Федоровна. Мария Николаевна, ожидавшая разговора о муже, была разочарована, убедившись, что «ее позвали просто из любопытства».
Остаток весны и лето она провела в Белой Церкви с сыном. Сначала Волконская была поглощена заботами о заболевшем Николае, но когда он выздоровел, ее помыслы снова обратились на мужа. Мария ждала, страдая от неизвестности, в одном из писем Волконскому она назовет «минуты, проведенные в этом ужасном состоянии», самыми тяжелыми в своей жизни.
В поместье Браницкой прибыл Александр Раевский, продолжавший контролировать сестру, ей никто не смел рассказывать о том, что происходит в Петербурге, она не видела газет. В начале августа, с соблюдением всяческих предосторожностей, Марии сообщили, что Волконскому будет сохранена жизнь.
Несмотря на изоляцию, до нее доходили сведения о том, что некоторые жены декабристов собираются поехать за мужьями. Так, она интересовалась у Софьи Волконской, где и как устроит своих троих детей Александра Муравьева.
В середине июня Мария писала Волконскому: «К несчастью для себя я вижу хорошо, что буду всегда разлучена с одним из вас двоих; я не смогу рисковать жизнью моего ребенка, возя его повсюду с собой».
Со своей стороны, родственники мужа делали все, чтобы склонить Марию к поездке в Сибирь, дошло до объявления, будто Александра Николаевна Волконская собирается ехать к сыну. С. Г. Волконская писала об этом Марии в июле, но письмо перехватил Александр Раевский. А своему брату 27 августа Софья Волконская сообщала, что Мария выедет к нему с сыном, в то время когда последняя еще ничего не решила. Видимо, Софья Григорьевна рассчитывала, что брат напишет жене о ее поездке, как о свершившемся деле, и это подтолкнет Марию действовать в нужном направлении.
О приговоре по делу 14 декабря Мария Николаевна узнала от брата лишь в конце сентября. Она упрекала его в том, что от нее все скрывали, и объявила, что «последует за мужем». Александр собирался в то время в Одессу и запретил Марии покидать Белую Церковь до своего возвращения. Однако, как только он уехал, Мария Николаевна, взяв сына, отправилась в Петербург. Она остановилась в Яготине - имении брата мужа, Николая Репнина, - тот должен был сопровождать невестку в столицу, но заболел, и Мария задержалась там на месяц. Ее письма родным показывают, что она не доверяла Волконским (отец считал, что Мария находилась под их влиянием): «Я вижу повсюду ангелов? Находила ли я их в моей belle-mère [свекрови], Никите, Репниных? Верь мне, Александр, что у меня открыты на них глаза, но я об этом ничего не говорила, чтобы не внушать к ним неприязни в моем отце; поведение их мало деликатное заслуживало это, но Сергей от этого пострадал бы».
4 ноября 1826 года Мария с сыном в сопровождении деверя приехала в Петербург, где встретилась с отцом. Настроение Раевского изменилось: он по-прежнему считал своего зятя виновным, однако жалел его, «скорбел о нем в душе своей». Ранее категорически возражавший против поездки дочери в Сибирь, он согласился при условии, что ребенка она оставит ему: «Когда сын ее у меня, она непременно воротится».
15 декабря Мария обратилась с прошением к императору о позволении выехать в Сибирь. Судя по ее «Запискам», отношения между ней и Волконскими были сложными: родственники мужа были обижены на то, что она не отвечала на их письма, а Мария не хотела признаться, что их перехватывал брат: «Мне говорили колкости, но ни слова о деньгах».
Мария Николаевна заложила свои драгоценности и оплатила часть долгов мужа.
21 декабря она получила разрешение. Николай Николаевич уезжал из Петербурга в свое имение Милятино. Расставание было тяжелым, она вспоминала: «Я показала ему письмо Его Величества; тогда мой бедный отец, не владея более собой, поднял кулаки над моей головой и вскричал: "Я тебя прокляну, если ты через год не вернешься". Я ничего не ответила, бросилась на кушетку и спрятала голову в подушку».
По пути в Сибирь Волконская остановилась в Москве у своей невестки Зинаиды. 27 декабря 1826 года та устроила для Марии прощальный музыкальный вечер и «пригласила всех итальянских певцов, бывших тогда в Москве». В этот вечер Мария в последний раз виделась с Пушкиным, который был «полон искреннего восторга; он хотел мне поручить свое "Послание к узникам", для передачи сосланным, но я уехала в ту же ночь, и он его передал Александре Муравьевой».
В Москве Мария получила письмо отца, он напутствовал дочь: «Пишу к тебе, милой друг мой, Машинька, на-удачу в Москву. Снег идет, путь тебе добрый, благополучный. Молю Бога за тебя, жертву невинную, да укрепит твою душу, да утешит твое сердце!».
Перед отъездом Мария встретилась с сестрой Екатериной. Они говорили в том числе и об эпизоде, мучившем Волконскую: в газеты попала история о вскрытии ее мужем в 1822 году, в то время, когда в дивизии М. Орлова произошли волнения, письма начальника Полевого аудиториата 2-й армии генерала Волкова к П. Киселеву. Сестра как могла успокоила Марию: благодаря Волконскому Орлов знал, о чем его будут спрашивать на следствии. Через много лет Волконская снова обратилась к этому случаю: «Такой поступок не только не предосудителен, но даже не представляет злоупотребления доверием, так как Киселев желал, чтобы это письмо было известно Орлову».
Родственники декабристов передали ей такое количество посылок, что пришлось взять вторую кибитку. В сопровождении слуги и горничной, которая «оказалась очень ненадежной», Волконская поехала в Казань, не делая остановок. В Казани она была вечером 31 декабря. Чиновник военного губернатора советовал ей возвратиться назад, так как княгиня Трубецкая, опередившая Марию, была задержана в Иркутске, а ее вещи были обысканы. Волконская возразила, что у нее есть разрешение императора, и продолжила путь, несмотря на начинающуюся метель, в новогоднюю ночь.
Новый 1827 год Мария встретила в пути в компании горничной, которая была настолько не в духе, что Волконская не решилась ее поздравить. Через пятнадцать дней ей встретился обоз из Нерчинска. Мария узнала от одного из солдат, конвоировавших его (офицер не пожелал разговаривать с женой государственного преступника), что ссыльные декабристы находятся в Благодатском руднике.
В ночь на 21 января Волконская приехала в Иркутск, ей отвели квартиру, которую только что освободила Екатерина Трубецкая, направлявшаяся в Забайкалье, здесь Марию навестил гражданский губернатор Цейдлер. Он, выполняя указания, полученные из столицы, уговаривал княгиню вернуться обратно. В противном случае Волконская должна была подписать «Условия», разработанные для жен декабристов генерал-губернатором Восточной Сибири Лавинским, и предоставить свой багаж для описи. Копия этих «Условий» сохранилась в семейном архиве Волконских. Женам декабристов давали на подпись сокращенный вариант секретного документа.
Следуя за своим мужем, женщина отказывалась от своего «прежнего звания» и отныне становилась «женой ссыльно-каторжного». Дети, рожденные в Сибири, записывались в казенные крестьяне. Запрещено было иметь при себе ценные вещи и крупные денежные суммы. Право на крепостных, сопровождавших въезжающих в Нерчинский край, уничтожалось.
Мария подписала «Условия» и стала ждать подорожной, однако Цейдлер не торопился с ее выдачей, задержав Волконскую в городе на неделю (княгиню Трубецкую ему удалось задержать в Иркутске на четыре месяца).
В Кяхте Волконская сменила две свои кибитки на перекладные телеги и проехала на них 600 верст, страдая от тряски. В пути она голодала: Волконскую никто не предупредил, что станции содержались исключительно бурятами, рацион которых (сырая, сушеная и соленая говядина и кирпичный чай) был непривычен для европейцев. В Большом Нерчинском заводе, куда Мария прибыла 8 февраля, исполнение формальностей задержало ее на двое суток. Здесь ей пришлось подписать еще более жесткие условия (регламентирующие практически каждый ее шаг), на которые она соглашалась, оставаясь рядом с мужем.
Мария Волконская и муж Сергей Волконский
11 февраля 1827 года Волконская, сопровождаемая начальником Нерчинского завода Бурнашевым, прибыла в Благодатский рудник. Своего мужа она увидела на следующий день в бывшей казарме, где содержались декабристы, работавшие в руднике.
Мария разместилась в крестьянской избе, где уже жила приехавшая несколько ранее Трубецкая. Помещение было таким тесным, что когда Мария лежала на своем матрасе на полу, «голова касалась стены, а ноги упирались в дверь». На следующий день Мария отправилась в рудник, чтобы посмотреть то «место, где работает муж». Она, с разрешения сторожа, спустилась в шахту и увидела Давыдова, Борисовых и Артамона Муравьева, передала им известия от родных и письма, которые привезла с собой.
Ее приезд спас мужа: к тому времени он был болен и совершенно пал духом. Подавленное состояние Волконского отмечали товарищи по заключению, не скрыл он его и от жены в своем письме, которое удалось отправить, несмотря на запрещение писать.
Свидания с мужем были разрешены дважды в неделю. После работы Мария читала, музицировала (Зинаида Волконская в вечер прощания со своей невесткой тайком от нее распорядилась привязать к ее кибитке клавикорды) или сидела на камне против тюрьмы, переговариваясь с мужем.
Как писала Мария, физическая работа была для нее средством отвлечься от печальных мыслей, чтение же, напротив, заставляло ее воспоминать о прошлом. Трубецкая и Волконская вели за заключенных переписку (это не было запрещено), и, благодаря им, декабристы стали получать вести от родных и посылки. Денег не хватало, Марии удалось привезти с собой 700 рублей ассигнациями, у Трубецкой деньги кончились еще быстрее, чем у Волконской. Волконская и Трубецкая ели суп и кашу, «ужин отменили». Когда мужья узнали об их трудностях, они отказались от пищи, которую им присылали женщины.
Осенью 1827 года в Чите было завершено строительство нового острога, в который должны были переселиться декабристы. 27 сентября в Читу приехали Трубецкая и Волконская. Вместе с Ентальцевой они снимали комнату, разделенную перегородкой, в доме дьякона и вели хозяйство вместе. Мария сообщала домой, что теперь у нее есть «место для письменного стола, пяльцев и рояля». С мужем она виделась по-прежнему два раза в неделю. Как и в Благодатском, в Чите Мария вела переписку за декабристов.
Тяжелым ударом стала для Марии смерть ее сына, известие о которой она получила в марте 1828 года.
Последние месяцы жизни генерала Раевского были омрачены конфликтом с дочерью: он обвинял Волконских в ущемлении ее имущественных прав, Мария Николаевна же была вынуждена защищать родственников мужа. Дело дошло до того, что Николай Николаевич перестал писать Марии. Через три месяца он помирился с ней, но дал понять, ссылаясь на состояние своего здоровья, что более делами дочери и ее мужа заниматься не будет.
Весть о смерти отца, полученная в ноябре 1829 года, поразила Марию Николаевну: «мне показалось, что небо на меня обрушилось». Ей на некоторое время потребовалась помощь доктора.
10 июля 1830 года Мария Николаевна родила дочь. Девочка, названная Софьей, скончалась в тот же день и была похоронена на кладбище у храма Святого Архистратига Михаила.
Летом 1830 года была построена постоянная тюрьма для декабристов в Петровском заводе (Нерчинский горный округ). В августе из Читы заключенные были отправлены в Петровск двумя партиями. Жены декабристов выехали в завод на повозках, переезд (около 700 верст) занял 50 дней.
Новая тюрьма, построенная на болоте, с камерами, в которых не было окон, произвела на всех тяжелое впечатление. Женщины в письмах к родным и близким подробно (а, по мнению Бенкендорфа, даже преувеличивая) описывали каземат. Жены декабристов вскоре обзавелись собственным жильем недалеко от тюрьмы, большей частью - на одной улице, которая стала называться Дамской (а также Барской и Княжеской). Мария Николаевна купила в Петровском заводе небольшой дом, находившийся в стороне от усадеб других женщин, довольно далеко от тюрьмы. По хозяйству ей помогала крестьянская девушка из имения Раевских Мария Мальнева, по своему желанию приехавшая в Сибирь.
В конце сентября 1830 года жены декабристов получили разрешение поселиться со своими мужьями «в особых отделениях со дворами». Волконские жили в камере № 54.
Рождение сына Михаила 10 марта 1832 года, по словам Марии Николаевны, стало для нее началом новой жизни.
24 июня 1835 года вышел указ об освобождении Волконского от заводской работы. В ожидании решения по месту поселения (чиновники медлили с его выбором: император Николай желал, чтобы Волконский жил отдельно от других декабристов) Волконскому было предписано жить в доме на Дамской улице.
Весной 1836 года Сергей Григорьевич, давно страдавший ревматизмом, пережил его обострение. Волконским всей семьей разрешено было выехать для лечения на Тункинские минеральные воды. Перед отъездом Мария Николаевна обратилась к Бенкендорфу с просьбой определить Волконским место поселения рядом с доктором Вольфом, «чтобы можно было пользоваться его медицинской помощью».
Разрешение переехать в Урик, где жил Вольф, было дано 7 августа того же года. Волконские задержались в заводе на зиму: надо было продать дома, потом заболели дети, лишь в конце марта 1837 года они прибыли в Урик.
В Урике не нашлось подходящего дома для размещения всей семьи вместе со слугами, и на то время, пока шло его строительство, Волконские поселились в Усть-Куде. Окрестности Усть-Куды понравились Марии Николаевне, и она решила построить здесь небольшой летний домик, он был возведен и получил название «Камчатник». В «Камчатнике», в 8 верстах от Урика, Волконские проводили теплое время года. Дом в Урике был готов к осени 1837 года.
Несмотря на недостаток средств, родителями было сделано все, чтобы младшие Волконские получили достаточное домашнее образование: когда в 1846 году Михаил поступал в Иркутскую гимназию, он был зачислен сразу в 5 класс.
Весной 1839 года Николай Раевский-младший обратился к императору с просьбой поселить Волконского с семьей на «восточных берегах Черного моря», исключительно, как подчеркивал он, ради сестры и ее детей - зятю он никогда не простил его участия в тайном обществе. Однако Николай I отказал Раевскому.
В феврале 1842 года в связи с бракосочетанием наследника император разрешил детей С. Волконского, С. Трубецкого, Н. Муравьева и В. Давыдова принять в государственные учебные заведения с условием, что дети будут носить фамилии по отчеству отцов. Для Марии Николаевны было немыслимо расстаться с детьми, кроме того, Волконская считала, что они не должны ни в коем случае отказываться от имени отца. Муж «сдался» на ее просьбы: в письме, направленном в III Отделение, он, не забыв поблагодарить императора, объяснял отказ тем, что здоровье сына слабо, дочь еще мала, а его жена не в силах отпустить их в Россию.
Настоящие дружеские отношения связывали Марию Николаевну и Лунина. В его письмах и записных книжках многократно появляется имя Волконской, одно время он был сильно увлечен Марией Николаевной. В своих «Письмах из Сибири», адресованных сестре, но предназначавшихся им для публикации, Лунин посвящает отдельные послания двум женщинам, сыгравшим значительную роль в его жизни, - Наталье Потоцкой и «сестре по изгнанию» - Волконской. Известны слова Лунина о том, что его понимали только два человека - Никита Муравьев и Мария Волконская.
В 1838 году, когда Лунину было запрещено год вести переписку, Волконская снова, как ранее в Петровском заводе, писала вместо него. Мария Николаевна вместе с мужем участвовала в прощании декабристов с Луниным, когда того после вторичного ареста в марте 1841 года везли в Акатуй. На этом свидании Лунину были переданы 1000 рублей ассигнациями, которые Волконская зашила в шубу. Позднее Волконская прислала Лунину в тюрьму под видом лекарства чернила и перья. Супруги тайно поддерживали связь с Михаилом Сергеевичем весь период его последнего заключения: известны 12 писем Лунина, адресованных Волконским и его сыну. Волконские сохранили произведения Лунина, в 1915 году их обнаружил внук Марии Николаевны.
Отношения супругов Волконских разладились из-за появления в жизни Марии Николаевны Александра Поджио. Известно, что уже в Петровском заводе Поджио обрел на нее большое влияние. Окружающие знали об этом и объясняли по-разному: одни дружбой, другие любовной связью.
Е. Якушкин своей жене в 1855 году: «как бы то ни было, она была одной из первых, приехавших в Сибирь разделить участь мужей, сосланных в каторжную работу. Подвиг, конечно, не большой, если есть сильная привязанность, но почти непонятный, ежели этой привязанности нет. Много ходит невыгодных для Марии Николаевны слухов про ее жизнь в Сибири, говорят, что даже сын и дочь ее - дети не Волконского».
Поджио поддерживал связь с Волконскими и после амнистии 1856 года. Он некоторое время оставался в Сибири и безуспешно занимался предпринимательством. В 1859 году вернулся в Россию, бывал у Волконских, те принимали и его, и его жену (в 1850 году Поджио женился на классной даме иркутского института благородных девиц Ларисе Андреевне Смирновой, и, по слухам, Мария Николаевна была очень огорчена, узнав об этом браке). У супругов Поджио была одна дочь - Варвара. Волконские оказывали помощь семье Поджио, пытавшегося вернуть свое наследство. По приглашению Елены Сергеевны в 1861 году он взялся управлять имением внука Волконских Молчанова.
В 1863 году, когда Мария Николаевна тяжело заболела, Александр Поджио и его супруга Лариса находились в Воронках, и оба ухаживали за ней вместе с Михаилом и Еленой Волконскими, и сестрой Софьей Раевской. Об этом Софья Раевская обстоятельно писала своей сестре Екатерине, и это письмо полностью сохранилось в архиве Раевских. В том же письме Софьи Раевской упоминается, как ждала Мария Николаевна своего супруга Сергея Григорьевича и невестку, которые не успели вернуться из Фалля (поместья ее сватьи).
В 1863-1864 годах Александр Поджио путешествовал по Европе со своей дочерью и с семьей дочери Волконских. В 1868 году снова жил в Воронках, потом уехал в Италию, весной 1873 года, больной, вернулся в поместье Елены Сергеевны и умер у нее на руках. Завещал похоронить себя рядом с Волконскими.
В отлично сохранившемся архиве Волконских в Пушкинском доме нет писем Александра Поджио к Марии Николаевне, а только его письма к Сергею Григорьевичу и Михаилу Сергеевичу, причем относящиеся уже к периоду после смерти Волконской. Историки пришли к выводу, что письма были уничтожены либо самой Марией Николаевной, либо ее родственниками уже после 1863 года.
Истинный характер отношений между Волконской и Поджио, скорее всего, никогда не будет прояснен, так как их переписки более не существует.
Александр Поджио
В январе 1845 года Мария Николаевна получила разрешение поселиться в Иркутске с детьми. Через два года она добилась права проживать в Иркутске для Волконского. Сергей Григорьевич, серьезно занимавшийся сельским хозяйством, часть времени проводил в Урике и «Камчатнике».
В Иркутске у Марии Николаевны произошло два столкновения с местными властями из-за посещения ею публичных мероприятий. После того, как Волконская с дочерью побывала в иркутском театре, вышло постановление, запрещающее «женам государственных преступников посещать общественные места увеселений». А на вечере в Иркутском девичьем институте Марии Николаевне пришлось выслушать «неприятное замечание» от гражданского губернатора Пятницкого. Она пожаловалась сестре Екатерине, и та обратилась к А. Орлову, который, напомнив, что Волконская преступлений не совершала и последовала за мужем добровольно, советовал Руперту обращаться с ней «возможно снисходительнее». Однако последний настаивал, что жены и дети государственных преступников не должны появляться в публичных местах и учебных заведениях «для воспитания юношества предназначенных».
С конца 1840-х годов здоровье Марии Николаевны ухудшается, в одном из писем в Россию (10 мая 1848 года) она подробно описала длительные припадки, которые случались с ней от пребывания на холоде или даже просто на свежем воздухе летом. Доктор запретил Марии Николаевне покидать дом, и она «совершенно утратила привычку быть на воздухе».
Не все одобряли образ жизни Волконских, а их сближение (также как и Трубецких) с семьей нового генерал-губернатора Н. Н. Муравьева, в отличие от своего предшественника лояльно относившегося к декабристам, дало новую пищу для критики. Соперничество двух салонов - Волконской и Трубецкой - способствовало охлаждению отношений между бывшими подругами. Позднее же Мария Николаевна и Екатерина Ивановна серьезно поссорились: Трубецкая, зная, что Волконская собиралась купить дачу Цейдлера, тем не менее приобрела ее для себя.
Последний период пребывания в Иркутске был омрачен семейным несчастьем дочери Марии Николаевны. Около года Волконская боролась с мужем, бывшим против брака Елены с чиновником при генерал-губернаторе Восточной Сибири Д. Молчановым. Решение Марии Николаевны отдать дочь за человека, имевшего репутацию игрока и склонного, как утверждали знавшие его, к «мерзостям», рассорило ее с большей частью декабристов. Ее поддерживали лишь генерал-губернатор и его жена (дочь не противилась воле матери). Княгиня в конце концов одержала верх, и Елена Волконская вышла замуж за Молчанова 15 сентября 1850 года. Молодые почти сразу, не испросив «разрешения высшего начальства», уехали в Россию и жили в Петербурге «на широкую ногу». Возвратившись в Иркутск, Молчановы поселились в доме Волконских, у них родился сын, названный Сергеем.
В конце 1852 года Мария Николаевна получила известие о смерти своей сестры Елены, почти в то же самое время заболел ее зять. Елена Сергеевна увезла мужа в Россию на лечение. Вскоре Молчанов был обвинен в получении взятки от одного из чиновников, было начато следствие.
С восшествием на престол Александра II Мария Николаевна, по ходатайству дочери, получила разрешение приехать в Москву для лечения, Сергей Волконский уехал из Сибири в 1856 году. Супруги воссоединились в Москве в октябре 1856 года. Мария Николаевна жила в доме Молчановых в Подновинском переулке.
В феврале 1857 года Волконскому, официально считавшемуся проживавшим в деревне Зыково, было разрешено поселиться в Москве. Волконская разделила с дочерью уход за парализованным зятем. Молчанов умер 15 сентября 1857 года, судебное разбирательство продолжалось и после его смерти, в итоге он был полностью оправдан.
Весной 1858 года с дочерью и внуком Мария Николаевна выехала за границу на воды. За границей Елена Сергеевна вышла замуж вторично - за дипломата Николая Аркадьевича Кочубея (младшего из сыновей А. В. Кочубея), и на этот раз брак оказался счастливым.
В Ницце к семье присоединился Сергей Волконский, которому было позволено покинуть на несколько месяцев Россию для лечения. Волконские побывали в Риме, где Мария Николаевна посетила могилы матери и сестры Елены.
В Риме состоялась помолвка Михаила Волконского с Елизаветой Волконской, свадьбу они сыграли в Женеве 24 мая 1859 года, и Мария Николаевна присутствовала на церемонии. Вместе с Кочубеями она возвратилась в Россию, жила в поместье Воронки в Черниговской губернии, принадлежавшем Кочубею. Там Елена Сергеевна 9 августа 1859 года родила сына Александра. Здоровье Марии Николаевны было расстроено, болел и Сергей Григорьевич. Волконская снова побывала за границей в Виши, потом в Париже и в Женеве. Возвратившись, Мария Николаевна снова обосновалась в Воронках.
В августе 1861 года внезапно скончался сын Елены Сергеевны Александр, от этой утраты Мария Николаевна уже не оправилась. Ее состояние все ухудшалось, последнее время за ней ухаживали дочь и Поджио с женой, которых вызвали в Воронки. Сергей Волконский был прикован к постели приступом подагры в эстляндском имении Фалле, впоследствии он очень сожалел, что не успел проститься с женой. Мария Николаевна Волконская умерла 10 августа 1863 года и была похоронена в Воронках.
Марии Николаевне посвящены стихи А. Одоевского («Кн. М. Н. Волконской» («Был край, слезам и скорби посвященный...», 1829)) и В. Кюхельбекера («Марии Николаевне Волконской»). Зинаида Волконская, никогда, после декабря 1826 года, уже больше не видевшаяся с Марией Николаевной, посвятила ей одну из своих новелл, романтическое «стихотворение в прозе» на французском языке. Новелла вошла в сборник сочинений Зинаиды Волконской, изданный в 1865 году в Париже: «Отражение твоего образа останется в моей душе. Мой взор еще видит тебя: твой высокий стан встает передо мной, как высокая мысль, и твои грациозные движения как будто сливаются в ту мелодию, которые древние приписывали небесным звездам».
Мария Николаевна Волконская оставила «Записки» на французском языке, охватывающие период ее жизни с 1825 по 1855 год, адресованные, как она сама отмечала, исключительно детям и внукам. Свои воспоминания Волконская написала в конце 1850-х годов. Однако они не были доступны широкому читателю.
После смерти Марии Николаевны, записки перешли к ее сыну, Михаилу. Первые 15 лет он никому не рассказывал о них. Одним из тех, кому он доверил ознакомиться с воспоминаниями до их публикации, был Николай Некрасов, знакомый с Волконским довольно близко. Перед выходом в свет поэмы «Княгиня Е. И. Трубецкая» Некрасов просил Михаила Сергеевича прочесть ее и дать свои замечания. Исправления Волконского были частично учтены автором, «поэма имела громадный успех», вскоре Некрасов сообщил, что пишет о Марии Николаевне. Он знал о существовании «Записок» и с большим трудом уговорил Михаила Сергеевича прочитать их ему. Как свидетельствует сам Волконский, по окончании поэмы Некрасов принял все его замечания, но просил оставить сцену встречи княгини с мужем в шахте (на самом деле они увиделись в помещении благодатской тюрьмы), так как она «так красиво выходит». Однако последнюю корректуру Волконский, вопреки своим ожиданиям, не получил, Некрасов прислал ему уже опубликованную поэму («Отечественные записки», январь 1873) с письмом, «полным извинений».
Внук Волконских - Сергей Михайлович - признавая достоинства поэмы Некрасова, в то же время находил ее «очень грубой; в ней есть что-то кустарное». По его мнению, сложившемуся после знакомства с письмами Марии Николаевны, произведение более отражает взгляды, чувства и мысли самого Некрасова: «И в то время как, может быть, самое дорогое для нас в "Евгении Онегине" есть непрестанно ощутимое присутствие Пушкина, - в "Русских женщинах" нас расстраивает соприкосновение с Некрасовым».
Образ Марии Волконской в кино:
1975 - Звезда пленительного счастья - в роли Марии Волконской актриса Наталья Бондарчук;
2007 - Одна любовь души моей - в роли Марии Волконской актриса Наталья Бондарчук
Наталья Бондарчук в роли Марии Волконской
последнее обновление информации: 31.03.2023
© Сбор информации, авторская обработка, систематизация, структурирование, обновление: администрация сайта stuki-druki.com.