Возраст: 129 (со дня рождения)
Возраст смерти: 63 года
Георгий Владимирович Иванов. Родился 29 октября (10 ноября) 1894 года в имении Пуке-Барще (Пуки́) Сядской волости Тельшевского уезда Ковенской губернии (ныне Мажейкяйский район, Литва) - умер 26 августа 1958 года в Йер-ле-Пальмье, департамент Вар, Франция. Русский поэт-акмеист, прозаик, публицист, переводчик, критик. Один из крупнейших поэтов русской эмиграции.
Георгий Иванов родился 29 октября (10 ноября по новому стилю) 1894 года в имении Пуке-Барще (Пуки́) Сядской волости Тельшевского уезда Ковенской губернии (ныне Мажейкяйский район, Литва).
Отец - Владимир Иванович Иванов (умер в марте 1907 года), из витебских дворян, потомственный военный, ветеран Русско-турецкой войны, подполковник.
Мать - Вера Михайловна фон Бренштейн, баронесса Бир-Брау-Браурер, из голландской древней родословной семьи, насчитывавшей среди своих предков крестоносцев.
Его детство прошло в имениях Пуке-Барще и Студенках Минской губернии. Также семья жила в гарнизонном городке Ковно, где служил отец.
В 1905 году семья переехала в Петербург, лето проводили в имении Сорокполь недалеко от Вильно.
В 1905 году Георгий зачислен в Ярославский кадетский корпус. Учился со средними баллами. Высшие - по закону Божию - 11 баллов, по географии - 10, по рисованию - 9.
В январе 1907 года по просьбе отца переводится во 2-й кадетский корпус в Петербурге. Успехи в учебе снизились, что было связано не только со слабым от природы здоровьем, но и нежеланием подчиняться строгой военной дисциплине.
В 1909 году познакомился с Г.И. Чулковым и С.М. Городецким - начал рассылать по газетам и журналам свои стихи. Первые стихи опубликованы в корпусных журналах «Кадет-михайловец» и «Ученик». Первая серьезная публикация в 1910 году, в петербургском еженедельнике «Все новости литературы, искусства, театра, техники и промышленности» были напечатаны 2 стихотворения «Осенний брат» («Он - инок. Он - Божий») и «Икар». Предположительно в этот же период познакомился с А. Блоком. Находился под влиянием И. Северянина, Н. Гумилева, М. Кузмина - последнему был рекомендован С. Городецким для принятия в Академию стиха.
С 1911 года участвует в северянинской Академии эгопоэзии.
* * *
А люди? Ну на что мне люди?
Идет мужик, ведет быка.
Сидит торговка: ноги, груди,
Платочек, круглые бока.
Природа? Вот она природа -
То дождь и холод, то жара.
Тоска в любое время года,
Как дребезжанье комара.
Конечно, есть и развлеченья:
Страх бедности, любви мученья,
Искусства сладкий леденец,
Самоубийство, наконец.
С 17 марта 1911 года заведует художественным отделом еженедельника «Gaudeamus».
25 октября «уволен из корпуса на попечение родителей» (из 5-го класса) «согласно прошения его матери». В декабре выход первого сборника «Отплытие на о. Цитеру» (на титульном листе - 1912).
Лирике Иванова свойственна ясность, мысль развивается в полярных противоположениях. Она отмечена возрастающим негативизмом. Часто встречаются у Иванова стихи о поэте и поэзии, художественное обращение к другим поэтам. Сомнение примешивается здесь к стремлению осознать самое существенное в жизни и поэтическом творчестве.
* * *
Был замысел странно-порочен,
И все-таки жизнь подняла
В тумане - туманные очи
И два лебединых крыла.
И все-таки тени качнулись,
Пока догорала свеча.
И все-таки струны рванулись,
Бессмысленным счастьем звуча...
В 1912 году приобретает первую, небольшую известность в петербургских литературных кругах. (Публикации в изданиях: «Нижегородец», «Петербургский глашатай», «Новый журнал для всех», «Гиперборей», «Сатирикон»). На встрече по поводу 25-летия поэтической деятельности К. Д. Бальмонта знакомится в «Бродячей собаке» с Н. Гумилевым. На этой же встрече присутствуют А. Ахматова, Вас. Гиппиус, О. Мандельштам. Весной 1912 года был принят в «Цех поэтов». В ноябре - выходит из кружка эгофутуристов. В декабре состоялось его знакомство с Н. А. Клюевым.
В 1913 году печатается в газетах «Русская молва», «День», журналах «Аполлон», «Сатирикон», «Нива», «Современник» и является вольнослушателем Петербургского университета. В середине апреля участвует в манифестации вместе с О. Мандельштамом на площади Петербурга по случаю взятия турецкой крепости Сутари черногорцами. 13 октября знакомится в Тенишевском училище с Г. Адамовичем на лекции К. Чуковского о футуризме.
* * *
В награду за мои грехи,
Позор и торжество,
Вдруг появляются стихи -
Вот так... Из ничего.
Все кое-как и как-нибудь,
Волшебно на авось:
Как розы падают на грудь...
- И ты мне розу брось!
Нет, лучше брось за облака -
Там рифма заблестит,
Коснется тленного цветка
И в вечный превратит.
С 1914 года постоянный сотрудник журнала «Аполлон», занял в нем место Н. Гумилева, ушедшего добровольцем на Первую мировую войну. Публикует в «Аполлоне» обзорные статьи о военной поэзии. Участвует в альманахах «Отзвуки войны», «Пряник осиротевшим детям», «Зеленый цветок». В 1915 году в издательстве «Лукоморье» выходит книга стихов о войне Г. Иванова «Памятник славы». С 1916 года - участник 2-го «Цеха поэтов». В третьем «Цехе поэтов», возглавляемом Гумилевым, играл вместе с Адамовичем видную роль. После убийства Гумилева возглавил Цех.
* * *
В тринадцатом году, еще не понимая,
Что будет с нами, что нас ждет, -
Шампанского бокалы подымая,
Мы весело встречали - Новый Год.
Как мы состарились! Проходят годы,
Проходят годы - их не замечаем мы...
Но этот воздух смерти и свободы,
И розы, и вино, и счастье той зимы
Никто не позабыл, о, я уверен...
Должно быть, сквозь свинцовый мрак,
На мир, что навсегда потерян,
Глаза умерших смотрят так.
Вместе с Гумилевым был участником подпольной организации Таганцева, при этом остался неразоблаченным.
26 сентября 1922 года на пароходе «Карбо» Иванов выехал в Германию. С конца октября 1922 по август 1923 проживал в Берлине. Его жена Ирина Одоевцева покинула Советскую Россию позже - в декабре 1922 года она перебралась из Петрограда в Ригу. 12 октября 1923 года Г. Иванов и И. Одоевцева встретились в Берлине.
После переезда в Париж Иванов стал одним из самых известных представителей первой эмиграции и сотрудничал со многими журналами как поэт и критик, писал прозу, в числе которой был неоконченный роман «Третий Рим» и «поэма в прозе» «Распад атома» в 1938 году.
В эмиграции Георгий Иванов делил с Ходасевичем звание «первого поэта», хотя многие его произведения, особенно мемуарные и прозаические, вызвали неблагоприятные отзывы как в эмигрантской среде, так и в Советской России.
В 1930-х годах вместе с Г. Адамовичем был основным сотрудником журнала «Числа».
* * *
Как туман на рассвете - чужая душа.
И прохожий в нее заглянул не спеша,
Улыбнулся и дальше пошел...
Было утро какого-то летнего дня.
Солнце встало, шиповник расцвел
Для людей, для тебя, для меня...
Можно вспомнить о Боге и Бога забыть,
Можно душу свою навсегда погубить,
Или душу навеки спасти -
Оттого, что шиповнику время цвести
И цветущая ветка качнулась в саду,
Где сейчас я с тобою иду.
В начале Второй мировой войны вместе с женой Ириной Одоевцевой жил в Биаррице на вилле, полученной ей в наследство от отца. С лета 1940 года город был оккупирован немецкими войсками. В 1943 году супруги лишились виллы, реквизированной немцами, в 1944 году она была разбомблена во время авианалета. Иванов и Одоевцева оставались в Биаррице до 1946 года.
Общественная позиция, взгляды на события Второй мировой войны, которых придерживался Иванов, вызвали обвинения его в германофилии, антисемитизме, коллаборационизме и привели его к конфликту с Г. Адамовичем, который, в частности, рассказывал о приемах для немецких офицеров, которые якобы давали в своем доме супруги Ивановы.
С 1946 года Иванов и Одоевцева жили в Париже, нуждались, не имея достаточных средств к существованию. С 1951 по 1954 год с перерывами жили в небольшом городе Монморанси к северу от Парижа, в пансионате для русских эмигрантов, называвшемся «Русский дом».
Последние три с половиной года жизни Георгия Иванова прошли на Юге Франции, в курортном городке Йер, департамент Вар, на побережье Средиземного моря. С февраля 1955 года он вместе с Ириной Одоевцевой жил там в пансионате для апатридов, пожилых людей, не имеющих собственного жилья, находясь на государственном обеспечении. Это совершенно нормальная практика французской социальной политики, сохраняющаяся и по сей день, чтобы не обременять своих внуков и правнуков по уходу за собой, так как французы - долгожители: люди, как в санатории, имеют гигиенически оборудованную комнату, медицинское наблюдение каждый день, сбалансированное питание, помощь персонала, общение.
Единственным источником дохода у супругов были мизерные гонорары за их публикации в издающемся в Нью-Йорке эмигрантском ежеквартальном «Новом журнале», с которым они сотрудничали с 1950 года. Во время пребывания Г. Иванова в Йере состояние его здоровья хотя и медленно, но неуклонно ухудшалось. И хотя в курортном городе климат был мягкий средиземноморский, но в летние месяцы там царила жара, иногда не одну неделю, которую Иванов совершенно не переносил. В то же время, несмотря на тяжелое материальное положение и ухудшавшееся здоровье, в последние годы Иванов создал свои лучшие лирические произведения.
С весны 1958 года его состояние стало резко ухудшаться. Обследование, проведенное в местном госпитале в марте, не выявило причину заболевания, врачи не смогли установить диагноз. Внешние проявления болезни Иванова, сохранившиеся по описанию в письмах его жены, более всего напоминают лейкемию.
В середине августа 1958 года у Георгия Иванова началась агония, он был снова помещен в госпиталь, где и скончался 26 августа 1958 года. 28 августа был похоронен в общественной могиле на муниципальном кладбище города Йер.
23 ноября 1963 года останки Иванова были перезахоронены на русском кладбище Сент-Женевьев-де Буа под Парижем (могила N 6695).
«Но я не забыл, что завещано мне / Воскреснуть. Вернуться в Россию - стихами», - писал Георгий Иванов.
Значимость Георгия Иванова для русской поэзии в последние десятилетия существенно пересмотрена, особенно после публикации представительных сборников собраний сочинений в 1980-е и в 1990-е годы. С 1989 года произведения Иванова начали издаваться на родине.
Личная жизнь Георгия Иванова:
Дважды был женат.
Первая жена - француженка Габриэль Тернизьен, танцовщица театра Мейерхольда, подруга сестры Адамовича. Были в браке в 1915-1918 годах.
У них родилась дочь Елена.
Жена - Ирина Владимировна Одоевцева (настоящее имя - Ираида Густавовна Гейнике; латыш. Iraīda Heinike; в первом браке Попова, во втором Иванова; 23 июля (4 августа) 1895, Рига - 14 октября 1990, Ленинград), русская поэтесса и прозаик.
По словам Одоевцевой, они поженились в 1921 году (по документам - в 1931-м). Их брак длился 37 лет, и, по словам самой Одоевцевой, имел мало общего с обычными представлениями о супружеской жизни.
Ирина Одоевцева
Адреса в Петрограде: Конец 1920 - Каменноостровский проспект, 38; 1920-1921 - ДИСК - проспект 25-го Октября (Невский проспект), 15.
С 1920-х годов они жили в Париже. В начале Второй мировой войны уехали из Парижа в Биарриц на виллу. В 1943 году супруги лишились виллы, реквизированной немцами (впоследствии была разрушена во время одного из авианалетов).
Общественная позиция, взгляды на события Второй мировой войны, которых придерживались Одоевцева и Иванов, вызвали обвинения в антисемитизме и коллаборационизме и привели к конфликту с частью русских эмигрантов. В 1946 году Одоевцева и Иванов вернулись в Париж, но их квартира была разграблена. Оба они подверглись остракизму, испытывали отчаянную нужду. В 1951 году Ивановы переехали в Русский дом (Монморанси), организованный французским правительством для апатридов, где прожили до 1953 года.
Георгий Иванов и Ирина Одоевцева
После смерти Иванова Ирина Одоевцева жила около двадцати лет под Парижем, в Ганьи. В 1978 году она вышла замуж за писателя Якова Горбова, с которым прожила три года, до его смерти в 1981 году.
Несмотря на болезнь и перенесенные ею тяжелые неудачные операции, приковавшие ее навсегда к постели, Ирина Одоевцева в 1987 году приняла решение вернуться в СССР. Ее охотно показывали по телевидению, а переизданные мемуары разошлись тиражом более 200 тысяч экземпляров, принята в Союз писателей СССР. Скончалась 14 октября 1990 года. Похоронена на Волковском кладбище.
Стихи Георгия Иванова:
А люди? Ну на что мне люди?
А что такое вдохновенье?
Балтийское море дымилось..
Белая лошадь бредет без упряжки
Беспокойно сегодня мое одиночество
Был замысел странно-порочен
Было все - и тюрьма, и сума
В ветвях олеандровых трель соловья
В комнате твоей
В награду за мои грехи
В середине сентября погода
В тринадцатом году, еще не понимая
В широких окнах сельский вид
Вновь губы произносят: «Муза»
Вновь с тобою рядом лежа
Волны шумели: «Скорее, скорее!»
Все неизменно и все изменилось...
Все образует в жизни круг
Все чаще эти объявленья
Все представляю в блаженном тумане я
Гаснет мир. Сияет вечер
Голубая речка
Джон Вудлей
Друг друга отражают зеркала
Если бы жить... Только бы жить...
Если все, для чего мы росли
Еще молитву повторяют губы
Еще мы говорим о славе...
За столько лет такого маянья...
Забудут и отчаянье и нежность...
Закат золотой
Закрыта жарко печка
Звезды меркли
Зеленою кровью дубов и могильной травы
Зима идет своим порядком
Злой и грустной полоской рассвета
И пение пастушеского рога
Иду - и думаю о разном
Из облака, из пены розоватой
Как в Грецию Байрон...
Как все бесцветно, все безвкусно
Как древняя ликующая слава
Как обидно - чудным даром
Как туман на рассвете...
Калитка закрылась со скрипом
Когда светла осенняя тревога
Легкий месяц блеснет над крестами забытых могил
Ликование вечной, блаженной весны
Листья падали
Лунатик в пустоту глядит
Люблю рассветное сиянье
Мелодия становится цветком
Меня уносит океан
Меняется прическа и костюм
Мне больше не страшно
Мне весна ничего не сказала
Мне все мерещится тревога и закат
Мне грустно такими ночами
Моей тоски не превозмочь
Мы живем на круглой или плоской...
Мы из каменных глыб создаем города
Мы не молоды. Но и не стары...
Мы пололи снег морозный...
На две части твердь разъята
Над закатами и розами
Над облаками и веками...
Над розовым морем вставала луна
Наконец-то повеяла мне золотая свобода
Насладись, пока не поздно
Настанут холода
Не о любви прошу, не о весне пою
Не станет ни Европы, ни Америки
Неправильный круг описала летучая мышь
Нет в России даже дорогих могил
Ночь светла, и небо в ярких звездах
О нет, не обращаюсь к миру я...
Облако свернулось клубком
Обледенелые миры
Образ полусотворенный...
Овеянный тускнеющею славой
Он спал, и Офелия снилась ему
Он - инок. Он - Божий. И буквы устава
Опять белила, сепия и сажа
Опять сияют масляной
Отражая волны голубого света
Оттого и томит меня шорох травы
Охотник веселый прицелится
Памяти провалы и пустоты...
Петроградские волшебства
Повторяются дождик и снег...
Погляди, бледно-синее небо покрыто звездами
Поговори со мной о пустяках
Портной обновочку утюжит
Прозрачная ущербная луна
Разговор (Грустно! Отчего Вам грустно...)
Распыленный мильоном
Рассказать обо всех мировых дураках...
Россия счастие. Россия свет...
С бесчеловечною судьбой
Свободен путь под Фермопилами
Синий вечер, тихий ветер
Снастей и мачт узор железный
Снег уже пожелтел и обтаял
Снега буреют, тая
Снова снег синеет в поле
Сознанье, как море
Солнце село
Стоило ли этого счастье безрассудное?
Так, занимаясь пустяками
Тихим вечером в тихом саду
Торжественно кончается весна
Туман. Передо мной дорога
Тяжелые дубы, и камни, и вода
У окна
Увяданьем еле тронут
Уже бежит полночная прохлада
Хорошо, что нет Царя
Цвета луны и вянущей малины
Чем больше дней за старыми плечами
Черная кровь из открытых жил...
Что-то сбудется, что-то не сбудется...
Эмалевый крестик в петлице
Эоловой арфой вздыхает печаль
Это звон бубенцов издалека...
Это месяц плывет по эфиру
Это только синий ладан
Я в жаркий полдень разлюбил
Я вспомнил о тебе, моя могила
Я люблю безнадежный покой
Я люблю эти снежные горы
Я научился понемногу
Я не любим никем! Пустая осень!
Я разлюбил взыскующую землю
Я твердо решился
Я тебя не вспоминаю
Я хотел бы улыбнуться...
Проза Георгия Иванова:
Петербургские зимы - Париж: Родник, 1928 - В воспоминаниях Иванова дана художественная, написанная без соблюдения хронологии, картина литературной жизни и портреты близких ему писателей. При этом реальные события и факты Иванов вольно совмещал с легендами, слухами и собственными фантазиями, что вызвало резко негативные отклики некоторых современников, в частности М.И.Цветаевой, А.А.Ахматовой, Н.Я.Мандельштам;
Третий Рим. Роман, ч. 1 // «Современные записки», № 39-40, 1929; фрагменты из ч. 2 // «Числа», № 2-3, 1930;
Распад атома - Париж, 1938;
Петербургские зимы - Нью-Йорк: Изд. им. Чехова, 1952 - издание с дополнениями о Блоке, Гумилеве и Есенине.
последнее обновление информации: 01.08.2022